Форум » Театр » "Гаргантюа и Пантагрюэль" в Театре Наций » Ответить
"Гаргантюа и Пантагрюэль" в Театре Наций
Татьяна: ТЕАТР НАЦИЙ ГАРГАНТЮА И ПАНТАГРЮЭЛЬ (18+) Автор: Франсуа Рабле Режиссер: Константин Богомолов Художник: Лариса Ломакина Действующие лица и исполнители Пантагрюэль и не только: Виктор Вержбицкий Панург и не только: СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ Алексей Юдников Дама-Тамара и не только: Александра Ребенок Мама и не только: Дарья Мороз Мария Карпова Принцесса Бакбук и не только: Роза Хайруллина Дарья Мороз Мария Карпова Нянька и не только: Анна Галинова Какашка и не только: Павел Чинарев Олег Соколов Евгений Даль Алькофрибас Назье и только: Сергей Епишев
Татьяна: Евгений Даль У меня происходит очень крутой период в моей жизни,каждый день я отрываю себя от кровати - но , встаю с ощущением счастья,что еду на репетицию в " Театр Наций".Опыт получаемый мной от работы с Такими актерами и режиссером бесценен ! Каждый день я впитываю,впитываю,впитываю...это счастье быть тут,счастье каждый день учиться и работать!Каждый день праздник души, быть в компании таких безумных,искренних ,гениальных профессионалов и красивейших людей!Жизнь - тварь,но она на меня явно имеет отличные планы!)простуды проходят тут!Премьера "Гаргантюа и Пантагрюэль"К.Богомолова в мае!Живу!
Татьяна: Репетиция... Перекур....
Татьяна: «Случай феноменального тысячестраничного произвола» Константин Богомолов о своих «Гаргантюа и Пантагрюэле» Фестиваль искусств "Черешневый лес" 12-15 мая представит спектакль московского Театра наций "Гаргантюа и Пантагрюэль" по мотивам романа Франсуа Рабле. Константин Богомолов рассказал Ольге Федяниной о предстоящей премьере, деконструкции человека, мужских страхах и раблезианской физиологии. Не знаю, как для вас, а для меня "Гаргантюа и Пантагрюэль" — одно из самых материальных детских воспоминаний о чтении. Был такой фолиант, неподъемный... Он и сейчас есть — с желтоватой суперобложкой, с иллюстрациями Доре, изданный в начале 60-х. Именно он. И этот гигантский размер книги, почти с тебя ростом, как-то соотносился с теми прекрасными, странными великанами, которые жили внутри нее. Поэтому, услышав про премьеру "Гаргантюа и Пантагрюэля", я обрадовалась бессознательной детской радостью. Но вы же понимаете, что это будет не детский спектакль. Эта мысль меня настигла во вторую очередь. Правда, и книга не совсем детская — но это я узнала, когда детство закончилось. На самом деле, что это за книга, вообще сказать сложно. Для меня она остается случаем какого-то феноменального тысячестраничного произвола. Я по сей день совсем не понимаю, как ее воспринимать. Не знаю и не могу знать, как ее восприняли читатели-современники, была ли она для них актуальным чтением, понятны ли были аллюзии автора на окружающие его события. Ничего не знаю. Но вот что очень важно: Рабле был врач. И священник. Да, но священником кто только не был... ... а на врача надо было учиться. И вообще, священник в то время — более очевидная позиция для перехода в литературу. Врачебная сфера, как мне кажется, для генезиса этой истории более любопытна. Когда мы начинали работать, у меня тоже было какое-то детское ощущение — есть знаменитая сцена, когда Пантагрюэль берет замерзшие слова в ладони, и они, как цветные драже, переливаются в руке — вот у меня было ощущение, что это все такие переливающиеся слова. Рабле, Пантагрюэль, Алькофрибас, Назье, Гаргантюа, Грангузье, Бадбек, Телемская обитель — все это очень цветное по своему звучанию. Но потом меня заинтересовали другие вещи. Почему я говорю о том, как важно, что Рабле был врачом. В тексте не просто очень много физиологии, это чуть ли не главная его составляющая,— но еще эта раблезианская физиология, она довольно любопытного, с сегодняшней точки зрения, устройства. Это физиология тела, которое тебя сопровождает по жизни. Человеческое тело, его составляющие, его проявления и его отходы являются спутниками твоей жизни, для Рабле это нормально. Но в наше-то время тело не является нашим постоянным спутником. Тело и его физиологические проявления — это то, чего мы стыдимся, опасаемся, то, что мы скрываем, о чем не хотим задумываться. Современное сознание от тела отделено. И жизнь от тела тоже отделена. Сегодня человек и тело — две разные вещи, человек кончается там, где начинается тело, дух заканчивается, начинается животность, природа. Соответственно, выясняется, что в нашем сегодняшнем пространстве телу отводится больница, время рождения — пока человек еще не обрел чувство стыда и не требует его от других, время смерти и болезни. При смерти и в болезни современный человек начинает видеть свои какашки, свою мочу, осознавать, какого она цвета. Думать об этом. Знать, как он пахнет, бурчит у него в животе или не бурчит, пердит или не пердит. Ну, у современного тела есть бассейн, сауна и фитнес-студия. Фитнес-студия — это забота о красоте тела, а не наслаждение тем, какое оно есть. Фитнес-студия — это тоже сорт побега от телесности, спорт — если он не игровой, а для накачки и закалки,— тоже вид убийства физиологии. Так вот, сосредоточенность на жизни тела, на его физиологических проявлениях и было первым, что стало для меня важным в этой работе. А второе — путешествие. Все, на чем эта тысяча страниц держится,— история телесной жизни и путешествие. История жизни, которая превращается в путешествие для выяснения, что, зачем и почему. Кстати, когда мы стали с актерами читать и репетировать, обнаружилась странная вещь. Конечно, читая текст, думаешь и выбираешь заранее, что в нем сценично, что не сценично. Так вот, это редчайший случай в моей практике, когда пригодность материала для сцены, любого из эпизодов, определяется только и непосредственно его пробой с актерами. Сидя дома, я вообще ничего не могу предугадать, то, что должно работать, на деле оказывается далеким, скучным и плоским. А работают какие-то куски текста, которые тебе казались совсем несценичными. А вы ставите все пять книг? Так нельзя сказать, потому что я не ставлю книги, а использую разные мотивы всего текста. Но в итоге у нас будет Пантагрюэль, а Гаргантюа не будет вовсе. Гаргантюа — это только имя кого-то, кого нету. Есть Пантагрюэль и Панург. Но какие-то элементы рождения Гаргантюа переплавляются в рождение Пантагрюэля. Просто рождение великана, его рост, его встреча с Панургом и потом путешествие к оракулу Божественной Бутылки. Это сочинение по поводу Рабле. Другое дело, что в этом Рабле начинает проглядывать Хармс, потому что, например, такое обращение с физиологией свойственно скорее Хармсу. То есть современный человек скорее готов к физиологической откровенности через Хармса, через его какую-то даже ненависть к телу. Она порождает возможность быть столь же циничным по отношению к телу, как и тотальное приятие: так же свободно с ним обращаться, свободно отделять руки-ноги от туловища, кромсать, мелко нарезать и прочее. В результате получается жизненное путешествие, очень, на мой взгляд, сентиментальное и очень мужское. Один из актеров уже предложил смешной термин для критиков — "это будет фаллоцентричный спектакль". Ну, собственно, это довольно фаллоцентричная книга. Да-да, вот и будет фаллоцентричный спектакль по фаллоцентричной книге. Наверное, кто-то даже скажет, что он женоненавистнический. Кажется, в женоненавистничестве вас еще не обвиняли. Ну вот я теперь решил пойти в эту еще не охваченную сферу. Но так как многие люди женского пола ко мне хорошо относятся, я опасаюсь и иду довольно осторожно. Нет, без шуток, очень мужской спектакль — но, собственно, у Рабле так оно и есть. Он весь состоит из каких-то мужских страхов. Из мужской физиологии, мужского ощущения жизни, ощущения тела. Из мужского ощущения опасности и непознаваемости всего женского. Из мужского ощущения одиночества, конечно. Должна получиться история про отношения с женщинами, про отношения с родителями. Немножко — про отношения со смертью. Довольно сюрреалистическая история, самое важное в которой — это способ ее изложения. Он очень странный, но объяснять его бессмысленно, его надо будет смотреть. Текст Рабле, с одной стороны, выбор неожиданный, с другой — он, кажется, подходит именно вам. Большой повествовательный объем, много гротеска. Ну, здесь не будет большого повествовательного объема. Это не пятичасовой спектакль, он останется, я надеюсь, в пределах двух часов. Это во-первых. Во-вторых, я бы не сказал, что это история гротесковая. Она сентиментальна, сюрреалистична и временами диковата. И иногда, наверное, "капустная", в чем меня вообще любят упрекать. Хотя я всегда до последнего момента что-то режу, и тональность спектакля может сильно измениться за неделю до премьеры. Но вытаскивать на сцену огромные фаллосы мы не будем. А мне сразу представился звездный час бутафоров и декораторов, 35 тысяч метров одних кишок. Здесь почти нет ни реквизита, ни бутафории. Никаких изображений великанов, мечей. Ничего не будет. Послушайте, это настолько банально! Потом, мне кажется, гораздо круче 35 тысяч метров кишок рассказать, а не показать. То есть доктор Рабле у вас будет прямо какой-то доктор Чехов. Нет-нет. Это точно не будет доктор Чехов. Я могу только сказать, что я сам делаю для себя какую-то очень другую вещь. Это не то, чтобы "другой я", но это не то, к чему привыкли зрители. Хотя это та часть, которую я так или иначе разрабатывал. Но это не "Карамазовы", не "Муж", не "Лед". Это, странным образом, очень лиричная история. Она про свои ощущения жизни. Жизни вообще — вне зависимости от социальности. Между тем, когда вы читаете в нашем актуальном контексте про людей, которые проглатывают целые города и запивают реками и озерами, это все воспринимается и как социальный текст, как ни странно. Вы знаете, я все же к этому подхожу со стороны Хармса. Спектакль будет заканчиваться одной математической фразой, не буду ее произносить — но у Рабле вообще есть игра с математикой. Это все не более чем относительность размеров и пространств, не более чем факт, что два плюс два не равно четырем. Вот и все. Иван Иванович сидит, а за ним ничего нет, вообще ничего — так у Хармса. Попробуйте себе это представить — вообще ничего нет. Иван Иванович проглотил Марью Петровну — подставьте вместо этого Грангузье, вот вам и Рабле. И наоборот, там, где Пантагрюэль заглотил паломников, подставьте Ивана Ивановича — и вот вам Хармс. Игра с числами, пространствами, нарушением геометрии, измерений — все это вообще не про эстетику, не про политику и не про человека даже. Мне кажется, разъятие тела на части, которое осуществляет Хармс,— это то, что и Рабле делает. Он же никак не объясняет, как Пантагрюэль взаимодействует с обычными людьми. Они там что, все великаны? Да нет, это никак не тематизируется вообще. То есть это свободное обращение с измерениями и в итоге их аннигилирование. В итоге вообще непонятно, кто великан, а кто нет — и это, собственно, неважно. Потому что твоя глотка может быть равна пещере, а твой палец — Останкинской телебашне. Снимите на мобильный телефон свой палец и Останкинскую башню — и они будут равны, а вы — великан. Никакой разницы, взяли и съели телебашню. Мне кажется, Рабле рассматривает мир с точки зрения математической, пространственной, геометрической — с точки зрения хармсовской. И, как и Хармс, он проникнут и любовью к жизни, и отчаянием перед нею. А то, чем заканчивается книга — когда они у оракула Бутылки в ответ на все свои насущные вопросы получают один-единственный ответ "тринк!", "пей!",— это как раз и есть выражение такого отношения к миру. Как вам кажется, Рабле — как врач, священник и писатель — считал, что жизнь заканчивается со смертью тела? Я думаю, как разумный человек, он пришел к пониманию того, что ответа все равно не достичь. Я вот не знаю, заканчивается она или не заканчивается, и я как-то успокоился по этому поводу. Закончится — не закончится, какая мне разница. Это не значит, что мне неинтересно, но если мне скажут, что ответ вон там, за углом, я туда не побегу. Потому что я знаю, что там его нет. А еще не побегу, потому что я же все равно так или иначе узнаю. Поэтому мне очень нравится эта философия, "тринк!". Я несколько раз читала в ваших интервью фразу "я только учусь театру, режиссуре". Хотите ли вы, чтобы это ощущение осталось, или стремитесь попасть в ту точку, где сможете сказать — ну вот я выучился. Нет, не стремлюсь, дай бог, это все будет продолжаться. Иногда возникает ощущение, что ты уже что-то профессионально можешь и используешь в работе проверенные навыки. Это отвратительное ощущение. В эту секунду ты думаешь, что либо из театра надо уходить, либо найти внутренние резервы, чтобы все это преодолеть и пойти в другую сторону. Единственное ощущение, сохраняющее тебя свежим,— это ощущение риска и возможного провала. Что же касается театральной профессии, то у меня нет к ней фанатичного отношения. А как же вот это вот: дайте подышать пылью кулис, поднесите меня к софиту? Ничего этого нет и не было. Я вообще могу не заниматься театром, находиться один, не ходить ни в какую публичность. А игра — это приятное занятие, своего рода исследование или путешествие. В общем, я бы сказал, театр для меня — это такое же, как у Рабле, путешествие с Пантагрюэлем и Панургом по диковинным островам. Вот здесь живут великаны, там люди питаются ветром, на том острове живут колбасы, а я с ними дерусь. Мир театра он примерно такой и есть, раблезианский и вполне диковинный. А какой-то великой зависимости у меня нет — может быть, поэтому в последние годы мне удается довольно бескомпромиссно существовать. После "Идеального мужа" был момент, когда появилось чувство, что нужно сделать следующий большой успешный спектакль, доказать, что это все не случайно. Но это, слава богу, прошло. В определенном смысле в этой профессии иногда очень хочется оказаться одному. Не в смысле — удалиться от всех, а в смысле — одному против всех. Может быть, поиск этого одиночества и дает энергию, держит в живом ощущении профессии. "Гаргантюа и Пантагрюэль", Театр наций, 12-15 мая, 19.00 Интервью: Ольга Федянина Журнал "Коммерсантъ Weekend" №17 от 08.05.2014, стр. 8 http://kommersant.ru/doc/2459007
Татьяна: Сегодня прогон на зрителя... С БОГОМ!!!
Dili: представляю, как это здорово ! хотелось бы поприсутствовать
Татьяна: Алексей Чупов Вчера посчастливилось попасть на прогон "Гаргантюа и Пантагрюэля" Рабле и Konstantin Bogomolov в Театре Наций (Спасибо Дарья Мороз!) Фишка в том, что Гаргантюа в спектакле, в общем-то, нет. Зато есть шикарные Пантагрюэль и Панург (Виктор Вержбицкий и Сергей Чонишвили). Актерский ансамбль как всегда мощный: Мороз - величественная, Роза Хайруллина - трогательная, Alexandra Rebenok- феерическая. Просто потряс Serguei Epishev (тот, который в сериале "Кухня" играет су-шефа-заику). Это прям какой-то русский Дэн Эккройд. А вообще "Г и П" - это самый радостный и легкий спектакль Богомолова (из тех, что я видел). Такой веселый и светлый сеанс освобождения от ложной стыдливости. Зал, надо сказать, не сразу проникся этим состоянием. Сначало посмеивались, краснея. Сперва - мужчины, потом - женщины. Потом уже все вместе ржали. Ну, невозможно противостоять мощному mojo Рабле)
Татьяна: Анатолий Краснопивцев Побывал сегодня на сдаче в Театре наций. Смотрел завтрашнюю премьеру спектакля «Гаргантюа и Пантагрюэль» по мотивам одноимённого романа французского писателя шестнадцатого века Франсуа Рабле в постановке известного и, как пишут СМИ, скандального ныне Константина Богомолова. Не буду анализировать спектакль здесь, да и не театральный критик я, но понял, что в юности я, видимо, читал или не того Рабле или адаптированный перевод «для детей старшего школьного возраста». Понятно, что спектакль сделан по мотивам, «мотивы» выбраны одной темы – режиссер делает упор на физиологии человеческого тела, показывает много плотского (даже гениталии одного из актеров (сцена, кстати, хороша!), ведет постоянный рассказ о чувствах и желаниях, о чревоугодии и газоиспусканиях, о телесных томлениях и сексуальных вожделениях. Получается некий эквивалент «Декамерона» Бокаччо, в том смысле, что рассказ состоит из определенных новелл-сцен. А еще в спектакле вроде и нет заявленного в названии Гаргантюа. Главные герои – сам Пантагрюэль и его друг Панург в исполнении замечательных Виктора Вержбицкого и Сергея Чонишвили. В сюжетной канве есть рождение великана Пантагрюэля, его встреча с Панургом, их приключения и путешествие к оракулу Божественной Бутылки. Режиссер, скорее всего, намеренно использует и театральное многожанрие, в котором и литературный театр, и пародия, и драматическое погружение в переживания, и отстраненный взгляд на происходящие события. Хороши органичная Даша Мороз и обаятельная Роза Хайруллина. Впрочем, актерский ансамбль слажен, интересен, и любой из актеров всегда ожидаем на сцене, тем более, что каждый из них играет по несколько ролей. А возвращаясь к теме самого спектакля, цитирую слова Богомолова из предпремьерного интервью: «Наша цель - погружение зрителей в ощущение телесности, которое находится вне стыда. Потому что у Рабле нет понятия стыда». Признаюсь, ощущения стыда или мыслей о пошлости почти не возникало, хотя, по определению того же режиссера и на мой взгляд, получился «фаллоцентричный спектакль» "про это". Интересно будет даже почитать, что напишут о спектакле критики-профи. Вот, и не хотел, а мини-рецензия все же получилась… Добавлю, что премьерные показы 12-15 мая пройдут на сцене Театра Наций в рамках фестиваля «Черешневый лес», одним из организаторов которого является компания Bosco di Ciliegi. О, а это уже, по-моему, реклама… Ну, и кроме нескольких фото, столько же гравюр Гюстава Доре с иллюстрациями к роману Рабле. https://www.facebook.com/permalink.php?id=1709130015&story_fbid=4185016999579
Татьяна: Слава (_arlekin_) как мы какали: "Гаргантюа и Пантагрюэль" Ф.Рабле в Театре Наций, реж. Константин Богомолов Интригуя, Богомолов обещал спектакль без политических намеков, привязки к актуальным событиям и вообще про другое, а именно - про человеческую природу. В чем не обманул, и если не считать небольшой демонстрации с транспарантом "дадим родине говна!" да неброского жеста, имитирующего пионерский салют, в сочетании с обращением к Богу, никакой "политики" и "злободневности" в "Гаргантюа и Пантагрюэле" в самом деле нет. Есть, правда, еще и элемент самоиронии по отношению к способу взаимодействия Богомолова с разного сорта публикой: выкрик "Халтура!", озвученный Александрой Ребенок - недвусмысленный привет одному из активных идиотов, который посчитали для себя необходимым заявить вслух о своих впечатлениях по поводу показанного в Москве три недели назад "Агамемнона", поставленного Богомоловым с актерами Вильнюсского Малого театра: http://users.livejournal.com/_arlekin_/2816197.html В остальном "Гаргантюа и Пантагрюэль", как и было сказано - размышление о человеческой природе. Но, в чем Богомолов остается самим собой - размышление в формате памфлета, даже там, где возникает призрак сентиментальности, видимость эмоции, искушение сочувствием, спектакль остается на сто процентов порождением рационального сознания, продуктом интеллектуального сарказма и рассчитанным на активное воздействие: Богомолов играет со зрителями, дразнит одних, дурит других, льстит третьим (последние должны бы чувствовать себя самыми обманутыми, но они слишком самодовольны и ничего не чувствуют, а вот первые - да, пожалуй, останутся раздражены увиденным еще более обычного). Здесь "эстрадность" проявляется не только в соединении Джона Донна, Николая Гумилева и Иосифа Бродского с песенками Натали, Наташи Королевой и Юры Шатунова, причем Джон Донн положен на примитивный аккомпанемент бардовской гитары, а Натали декламируется с ученическим надрывом и пафосом а ля Эдуард Багрицкий (в том и другом особенно преуспевает Павел Чинарев) - сама подача материала у Богомолова, даже при абсолютно минималистских средствах, как в литовском "Агамемноне", а тем паче в более привычном для него "формате" - эстрадная, если говорить о форме (что снова и снова дает повод профессиональным, в том числе очень неглупым театроведом, упрекать Богомолова - парадоксально - одновременно в склонности к "чистой театральности" и в пристрастии к "назывному", внеэмоциональному, не предполагающему "проживания" и "сопереживания" сценическому действу). Но это совсем не мешает подниматься до таких высот и опускаться на такие глубины, куда "нормальному" драматическому театру с его "ограниченными возможностями" никогда не добраться. А Богомолов стремится туда, вслед за "Карамазовыми", опять. Тема, лично меня волнующая сильнее любой другой, которая возникла у Богомолова по меньшей мере еще в "Идеальном муже" и в "Карамазовых" прозвучавшая внятно и открыто - http://users.livejournal.com/_arlekin_/2710386.html http://users.livejournal.com/_arlekin_/2710598.html - в "Гаргантюа и Пантагрюэле" становится основной, смыслообразующей: приговоренность человека к собственному телу, сознания - к биологическому организму, жрущему, срущему, блюющему, совокупляющемуся, неизбежно стареющему и разлагающемуся заживо, подыхающему и окончательно распадающемуся после т.н. "смерти" - к коему человек, конечно, не сводится целиком, но от которого и уйти никуда не может, освободиться не в состоянии. Противопоставление именно на раблезианском субстрате "духовного верха" и "телесного низа", для любого филолога в силу затасканности пошлое и поверхностное, а Богомолов-режиссер остается филологом в любой своей работе, в его новом спектакле реализуется с наибольшей полнотой, но через характерные богомоловские формальные приемы - при том что, и это поразительно, "Гаргантюа и Пантагрюэль", как и "Карамазовы", процентов на 90 состоит из аутентичного текста первоисточника (а ведь сразу и не поверишь...) - но это тоже примечательно: Богомолов в своих размышлениях о современном человеке и о человеке как таковом, отказываясь в данном случае от конкретно социально-исторического контекста, обращется напрямую к Франсуа Рабле, а не, скажем, к Сорокину какому-нибудь, или не к "Палисандрии" Саши Соколова (тексту "раблезианскому" по духу и отменному по своим художественным достоинствам, но слишком насыщенному исторической, политической конкретикой, пусть и не совсем уже свежей). Современность и актуальность спектакля неожиданно, ошеломляюще реализуются в том, сколь новаторскими, провокационными, рискованными (!) способны показаться в сегодняшнем русскоязычном театре стилистические приемы, заимствованные непосредственно из Рабле, его пародийные отсылы к Библии, высмеивание теологической учености средневековых схоластов и т.п., приложенные режиссером к материалу относительно недавних "шлягеров" популярной, массовой, телевизионной культуры с таким остроумием, находчивостью и смелостью, что "Прекрасная мельничиха" Марталера и "Заратустра" Люпы после него вспоминаются как выдохшаяся архаика. Вообще-то инсценировка "Гаргантюа и Пантагрюэля" - не такой уж эксклюзив, и в зале на показе спектакля я видел Алексея Дубровского, который сравнительно недавно вместе с Глебом Подгородинским, своим нынешним коллегой по Малому театру (тогда Дубровский еще работал в МТЮЗе у Гинкаса) играл камерную, вполне симпатичную, но довольно бесхитростную, КВНовскую сценическую фантазию по мотивам романа Рабле: http://users.livejournal.com/_arlekin_/764108.html В том скромном спектакле Олега Юмова тоже было место разного рода "приколам", но упор был сделан именно на приколы, с одной стороны, а с другой - на авантюрно-приключенческие перипетии сюжета, извлекать которые из романа Рабле, выстраивая в связное повествование - занятие трудоемкое и неблагодарное. Богомолов следует принципиально иным маршрутом: даже от того нарратива, который может предложить первоисточник, он отказывается, зато максимально использует, казалось бы, совершенно непригодные для сцены фрагменты книги, особенно те, что построены на бесконечных перечислениях. Один только "номер" с "родословной" Пантагрюэля в исполнении Сергея Епишева чего стоит! Сергей Епишев в черных очках при первом появлении, спотыкаясь о предметы мебели и пробираясь вслепую к микрофону у авансцены, представляется Гомером Ивановичем, собирающимся рассказывать сказочку. Его повествование подхватывают остальные участники спектакля (практически все - постоянная богомоловская команда, проверенная и закаленная), среди которых выделяются Виктор Вержбицкий и Сергей Чонишвили. В отсутствие строгого распределения между исполнителями и персонажами поначалу как раз Чонишвили в чепчике "изображает" новорожденного Пантагрюэля (в первых сценах персонажи Рабле носят русские имена и живут в 18-м, "екатерининском" века), но затем и уже практически до конца за Пантагрюэля выступает Вержбицкий. Впрочем, это как раз условность примерно того же порядка, что и антропоморфная какашка (Олег Соколов), и воплощенная Розой Хайрулиной "осень" и "тоска" - коль скоро речь идет не столько о героях Рабле, сколько о безымянных "великанах сцены", пускающих ностальгические слюни в своем доме престарелых по поводу того, "как мы какали в юности". "Мясного цвета" стены ("каменные") и того же тона потолок ("деревянный", с выступающими балками) символически создают пространство, напоминающее чрево, внутренности человеческого или животного тела, хотя на бытовом уровне это помещение, скупо меблированное шкафчиками с хрусталем по позднесоветскому (как часто у Богомолова-Ломакиной бывает) образцу, вполне приличного вида диванами и креслами (напоминающими обстановку варшавского "Льда"), обеденным столом со стульями и дополненное грифельной "классной" доской, сойдет за подобие "красного уголка" в каком-нибудь "богоугодном" учреждении. Собственно, заведение это, как становится понятно довольно скоро и заявленная тема развивается на протяжении всего спектакля до самого конца - "дом для престарелых великанов". Его обитатели, впадающие в детство старперы, среди неваляшек, мячиков и волчков примеряют на себя деяния и речения раблезианских колоссов. Сидя на диване, они отправляются в воображаемое плавание к "оракулу божественной бутылки", не вставая с места двигаются в своем метафизическом путешествии от острова к острову, вступают в борьбу с колбасой, ведь колбасы живут, как люди, колбасой был и композитор Дебюсси, и писатель Тургенев до какого-то времени (колбаса на столе, кстати, настоящая, и я слышал, что поначалу у "Черешневого леса", в рамках которого выпускается спектакль, была задумка обставить премьеру с раблезианским размахом, с колбасами и огромными пирогами, но Богомолову эта идея не пришлась по вкусу). У Богомолова "телесность" представлена в разнообразных проявлениях, но больше в пищеварительном аспекте, и значительно меньше - в сексуальном. Сексуальности уделено определенное время, прежде всего в эпизоде с посещением героями спектакля "Непоказанное место", решенного как откровенно пародийный трэш, и с персонажем Павла Чинарева (не думаю, однако, что он и в дальнейшем будет так же лихо, как на прогоне, снимать трусы - сейчас ведь в почете "духовность", а "телесность", соответственно - в загоне, в особенности понятая и предъявленная столь буквально), но несравнимое по объему с жратвой и испражнениями. Придумывать, досочинять за Рабле тут почти ничего не пришлось, и раблезианские пассажи легко, органично ложатся на хрупкую драматургическую структуру, выстроенную режиссером и не перегруженную сверх меры (по богомоловскому обыкновению) цитатами, ассоциациями, всяческими интеллектуальными или просто забавными довесками (хотя мне рассказывали, что от многого Богомолов отказался прямо накануне премьеры - от использования фрагментов "Куприянова и Наташи" Введенского, например). Когда закончился первый акт, у меня возникли сомнения, нужно ли продолжать - все вроде бы сказано по сути и композиционно завершено. Но меблировка в антракте "зеркально" переставляется, и второй акт с первым соотносится стилистически примерно так же, как первая редакция "Чайки" Богомолова - со второй, то есть вроде бы это один и тот же спектакль, но совершенно разные версии одной и той же пьесы. Во втором акте "Гаргантюа и Пантагрюэля", обыгрывающем "паломничество Гаргантюа и Панурга к оракулу "божественной бутылки", сопровождающееся погружением Пантагрюэля в семейное прошлое, его "виртуальное" общение через модель детской игры с отцом и особенно с давно умершей матерью ("смерть - это спрятаться так, чтобы тебя никто не нашел"), динамика сменяется статикой, громкие и демонстративные "концертные номера" уступают место последовательному и постепенному развитию, которое, однако, не ведет к какому-либо разрешению. Вместо этого все тот же слепой Гомер Иванович выходит к микрофону и сообщает, что великаны умерли, становится на колени и тем самым из великана сам превращается в "карлика". Звучит "Маленькая страна" Наташи Королевой, а "божественная бутылка" вместо "оракула" оборачивается банальным графином из совкового буфета, откуда безымянная тетка (при желании ее можно принять за медсестру или уборщицу при "доме престарелых великанов") остервенело хлещет водку, рюмку за рюмкой, не закусывая и не чокаясь - да уже и не с кем. http://users.livejournal.com/_arlekin_/2826427.html?mode=reply#add_comment
Татьяна: Olga Galitskaya А после спектакля, уже на выходе из театра, подарили программку, к ней была приколота бумажка с цифрой 1 - это значит, что самый первый был показ на публике спектакля "Гаргантюа и Пантагрюэль". Ну что вам сказать - я в кайфе. Не понимаю, откуда берется у Konstantin Bogomolov столько фантазии, легкости и одновременно глубины, драйва,как у него получается сделать так, что все артисты просто блистательны, у каждого по нескольку воплощений, образов-перевертышей и в любом из них они предельно живые, искренние и в то же время каждого можно назвать "человек играющий". Да, театр это баловство, да капустник, от которого так плющит суровых моралистов. В нем чудеса превращений и счастье от того, что тебя уносит в другой мир, но возвращаясь оттуда, начинаешь лучше понимать все, что окружает тебя в твоей собственной жизни. Спасибо Serguei Epishev, Виктору Вержбицкому, Сергею Чонишвили, Pasha Chinarev , зажигательной Дарья Мороз, Розе Хайруллиной, которая не произнесла ни слова, но была (за)предельно выразительна, фантастической Alexandra Rebenok и всем-всем. Отдельно Larisa Lomakina за великолепную сценографию. Вы лучшие.
Татьяна: Roman Dolzhanskiy Константин Богомолов, Дарья Мороз, Лариса Ломакина, Паша Чинарёв, анна галинова, Alexandra Rebenok, Олег Соколов , Евгений Даль и все, у кого нет фейсбука, -- спасибо за сегодняшний вечер!! Ни пуха ни пера на завтра! Анастасия Куклина Сегодня был первый прогон спектакля "Гаргантюа и Пантагрюэль" Константина Богомолова. Каждый раз я не перестаю удивляться фантазии режиссера, которая, видимо, поистине безгранична. И каждый раз я радуюсь, что у Богомолова есть команда, СВОЯ КОМАНДА, это очень круто и очень важно. Спойлером не буду, идите и смотрите! А Konstantin Bogomolov Дарья Мороз Паша Чинарёв Alexandra Rebenok Лариса Ломакина и всем создателям спектакля я желаю удачи и понимающих зрителей! Спасибо вам! P.S. Епишев какой-то просто фантастический!
Татьяна: bertran01 Гаргантюа и Пантагрюэль. Реж. К.Богомолов. Театр Наций. 11.05.14. Прогон.маскарадbertran01May 12th, 15:28 Низкий поклон хорошим людям за возможность посмотреть прогон спектакля. Ибо Театр Наций – это хороший театр… однако при его постоянной аншлаговости, помноженной на бешеную дороговизну билетов, моя личная премьера спектакля состоялась бы еще не скоро. А посмотреть хотелось – ибо последние постановки Богомолова сильно заинтересовывали и компоновкой текста, и способами донесения его до зрителей. Не считаю себя такой уж умной… но чертовски нравилось, как Богомолов, вкладывая в свои спектакли бездны смыслов, один из них, самый грубый и обидный, «красит» максимально ярко и выставляет напоказ, поддразнивая дураков… На этот раз напоказ выставлено тоже грубое и… даже не обидное, а, скорее, пованивающее – как та элегантная дымящаяся какашка. Ох, и попадет же за нее (ну, и за много что еще) режиссеру от зрителей-критиков и критиков-критиков! А вот я хочу посмотреть спектакль снова – ну, когда это получится… И хочу иметь текст, что произносится со сцены: уж очень он изящно заверчен и густо проперчен (это как всегда у Богомолова). К тому же во время просмотра не было у меня впечатления неделимого единства зрелища (вплоть до того, что после первого действия показалось: всё, тема завершена, стоит точка… или пусть многоточие – но оно вполне на месте). Но… вот сейчас прошли почти сутки с прогона, и действие для меня началось «склеиваться», оставляя невостребованными лишь малые чужеродные черепки. Вообще – два действия «Гаргантюа и Пантагрюэля» - это как две разные постановки, только частично объединенные общими героями. И даже элементы декорации «зеркально» поменялись местами… и всерьез изменился ритм и общий посыл спектакля. История в первом действии (она рассказана слепым сказочником Гомером Ивановичем/Сергей Епишев) – более забавная, игровая, чему не мешает ни сцена смерти при родах матушки Пантагрюэля, ни безразмерно длинные монологи: то с перечислением родословной Великанов, то с описанием того, что огромный малыш ел на завтрак, обед и ужин, то с рассказом о том, как выглядел гульфик на первых его штанишках. Персонажи словно бы играют: то в слова, резво смешивая «французский с нижегородским», то в ситуации (вот они – имеющиеся в наличии, но оторванные рука и нога, вот он – проглоченный в зевке учитель географии), то в предметы – мячик, юла, неваляшка или гигантская дымящаяся какашка. Второе действие – когда игры заканчиваются и начинаются философские и псевдофилософские разговоры, а также расширение окружающего мира. Правда, герои «расширяют» его, практически не вставая с дивана… Но тут мне вспомнился забытый (ибо сыгран он был всего 5 раз) «Дон Кихот» Козака в театре Станиславского – там тоже герои путешествовали и совершали подвиги, никуда со двора не выходя… но и простая попытка фантазировать признавалась окружающими, как невозможный грех. А еще – любимый мой «Суер» в театре Эрмитаж, в коем невероятная команда фрегата открывала фантастические острова, включая лишь собственную выдумку и вплетая в нее реальную жизнь. Герои «Гаргантюа и Пантагрюэля» тоже путешествуют между островами, но которых то происходят чудесные исцеления песенкой Мерилин Монро, то «размораживаются» самые главные слова, и это – «я люблю тебя»… А остров, на котором от света умер фонарь и Волшебная Бутылка произнесла Заветное Слово: « Thrink»… со своими Феями и Единорогами вполне мог оказаться тем Островом Истины, что когда-то искал капитан Суер-Выер… Но, может быть, Остров Истины у Пантагрюэля был другой: тот, на котором он встретился со старым и порядком выжившим из ума, но отчаянно любимым отцом. И с мертвой мамой, объяснившей взрослому своему малышу, что смерть – она как детская игра в прятки, и только спрятаться в ней нужно так, чтобы никто тебя не нашел. И навсегда. А в финале спектакля умрет не только Фонарь, но и все Великаны. И кончится сказка, оставив легкой тенью грусти эстрадную песенку про «маленькую страну»… Печально. И вообще этот спектакль в большой степени печальный… Но и странный, конечно. У кого-то я прочла, что сначала в зале краснеют женщины и смеются мужчины…. Потом – наоборот. А потом они вместе смеются… да нет, пожалуй – ржут. И печалятся все вместе. Кроме тех, конечно, кто от этого смелого и неожиданного сценического воплощения раблезианских фантазий закрывает носы. Или – еще хлеще: как Тамара, убегает из зала с криком «Халтура!». А от меня – огромная благодарность за абсолютную точность и тонкость сценического рисунка (вот посмотрю как-нибудь спектакль во второй раз – может, и совсем не останется у меня «лишних» фрагментов). Чонишвили, Вержбицкий, Мороз, Епишев – потрясающие! А Розу Хайруллину отдельным низким поклоном благодарю за созданный ею образ приходящей и уходящей Тоски, а также перевод с фонарского на русский язык стихотворения «Горные вершины спят во тьме ночной». Ну, и отдельный респект (тому, кто это придумал) за родное мое Орехово-Борисово, так естественно вставленное в текст Рабле. А если кому не нравится фраза, что так подходит к спектаклю - «Что естественно – то не стыдно», пусть скажет мне, что значимее и прекрасней – первая какашка младенца для его родителей или гениальная рифма для поэта? И еще: может ли кто-нибудь думать о той же поэзии и вообще о прекрасном, если, напрягается из последних сил, выкидывая из своего организма отбросы? Вот так-то… Конечно, направо-налево и постоянно обо всем об этом не стоит говорить… Но раз уж ЭТО есть – чего ж вид делать, что нету. Кстати: практически все вопросы по содержанию спектакля таки не к Константину Богомолову, а к Франсуа Рабле. http://bertran01.livejournal.com/258191.html
Татьяна: Человек в футляре
Татьяна: Премьера состоялась! Поздравляем!
Татьяна: Галина Фесенко . Гаргантюа и Пантагрюэль. Честное признание - я люблю режиссера Константин Богомолова и всю его невообразимо прекрасную команду! Спасибо, спасибо, спасибо! Галина Фесенко . Спектакль сложный. Жесткий, очень натуралистичный (да-да, именно так!). Мне, как достаточно циничному человеку с биологическим образованием, все было к месту и по делу. К тому же я, как тундра полнейшая, Рабле не читала, но знала, что в спектакле текст на 90% примерно взят у автора! С невиданной дотошностью прямо вот сейчас вчитывалась в текст романа. Да! Да, в спектакле звучит именно Рабле. Кто и когда произносит ДОСЛОВНО этот текст - другое дело. Персонажи и их реплики перетасованы во времени и пространстве самим Богомоловым. И перетасованы мастерски! Вы пробовали читать Рабле? Я смутно помню, что пробовала. В юные школьные годы я пробовала читать многих. Глупо, но Рабле там тоже был, в этом списке для прочтения. Даже читать это сложно, ставить же - задача почти невыполнимая. А Богомолову удалось! И еще раз и сто раз к ряду готова сказать ему и его ребятам СПАСИБО! Да, был выхвачен из текста "телесный аспект", неприглядный, не гламурный, по большей части шокирующий своей натуралистичностью, но от того еще более действенный. Зрителю и стыдно, и смешно, и неприятно. И мало кому нравится такой эмоциональный коктейль...
Татьяна: Премьера спектакля «Гаргантюа и Пантагрюэль» в Театре наций
Татьяна: фото Сергея Петрова
chatte-noire:
Татьяна: Премьера спектакля «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Sonja Fischer: Тоска зелёная. Не было ни стыдно, ни смешно, ничего не раздражало, ни цепляло. Просто никак. Полагаю, что самое интересное это перестановка мебели в антракте.
noraeva: Сейчас пришла с просмотра спектакля "Гаргантюа и Пантагрюэль" Редкостная жуть! Досмотрела до конца но очень хотелось после сцены старушки с лисом...Если бы Сергей не играл в этом спектакле, точно бы ушла. Юмор весь ниже пояса, сцена с школьниками, когда парень снимает совсем нижнее белье, ода подтирке...Просто кошмар! Хотелось бы спросить Сергея, неужели Вам нравится играть в таком спектакле? Я не ханжа, но по-моему это уже слишком!! После спектакля "Событие" был восторг, после "Метода Гремхольда" тоже!!! Даже "Идеальный муж" по сравнению с этим спектаклем детская сказка!
полная версия страницы