Форум » Интервью » "Я АБСОЛЮТНО НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК!" » Ответить
"Я АБСОЛЮТНО НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК!"
Татьяна: "Хотелось бы что-то в жизни оставить после себя. По-настоящему оставить! Человек жив памятью, своими делами. Я не боюсь того, что профессия сможет помешать мне в обретении комфорта. Сегодня я вполне доволен своей личной жизнью и ее стыковкой с работой. Главное, чтобы окружающие понимали тебя, твое дело, чтобы живущие рядом люди уважали твое одиночество. По большому счету, каждый человек - одинок..."
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Татьяна: Сергей Чонишвили: дни в трудах и ночи на матрасе. Хотя Сергей Чонишвили и говорит о себе не без кокетства, что человек он скучный, да еще и трудоголик, но есть в нем такое характерное обаяние, под действие которого невольно попадешь с первых минут общения. В ряду его многочисленных амплуа – актера, музыканта, поэта – не так давно появилось еще одно: Сергей выступил в качестве писателя. Для многих его поклонников было неожиданностью, что самый обаятельный теленегодяй - князь Шадурский из «Петербургских тайн», он же поручик Ржевский из любимой телерекламы пива, выпустил уже вторую книгу. Мат как реалии нашей жизни - Сергей, что побудило взяться за перо? - Я пишу с семи лет. Это были рассказы, рукописные книги, два года издавал школьную газету, а мои сочинения всегда отмечали учителя литературы. Во времена развитого социализма, когда я заканчивал школу, в сочинениях обязательно должны были быть цитаты. Так вот их я тоже придумывал сам, приписывая обычно Луначарскому, а дважды подписался Дзержинским. На моей писательской карьере чуть было не поставила крест книга Уильяма Тревера «За чертой». Когда я прочел ее, решил больше не писать, потому что о том, о чем хотел написать я, уже написал он. Вернул меня к жизни другой большой писатель - Френсис Скотт Фицджеральд. В его письме к дочери я обнаружил мысли, которые мог бы отнести на свой счет: «Пусть твой рассказ вторичен, но это ТВОЙ рассказ!». Положение мое тогда было незавидным: играл в восьми старых спектаклях «Ленкома», роли были без слов, и новых работ не предвиделось, а досуг проводил в девятиметровой комнате общежития. Литературное творчество было самым простым и доступным развлечением, которое имело еще и психотерапевтический эффект. - Ненормативная лексика в последнем вашем романе, наверное, оправдана, но все же кого–то из читателей может шокировать. - Это реалии нашей жизни. Будет у нас другая жизнь - будут и другие слова у героев. Хотя сейчас ненормативная лексика в жизни становится до обидного привычной. Еду как–то в трамвае и слышу разговор двух девушек лет 12–13, почти полностью состоящую из мата с вкраплениями жаргонных словечек, смысл которых я понимаю с трудом… Наверное, в романе можно было бы ставить точки после первых букв, но, на мой взгляд, это выглядит довольно пошло: если слово в тексте есть, оно должно быть написано полностью. - Как вы думаете, кто ваш читатель? - Это совершенно разные люди любых возрастов и профессий. - Пишете легко? - По–разному. Иногда сажусь за стол и исписываю пачку бумаги – пишу я только от руки, думаю, в этом тоже есть своя энергетика и свой смысл. А иногда сидишь, думаешь-думаешь, но работа не идет. Моя постоянная занятость на трех работах при этом помогает, а не мешает. Если бы свободного времени было больше, то и писалось бы, наверное, хуже. Театральная верность - Сергей, о том, чтобы окончательно расстаться с театром и уйти в литературу не думали? - Были такие мысли: ну, не сложится с театром - уйду в журналистику. О том, что не ушел, не жалею. - А все эти разговоры о кризисе театра? - Наверное, небезосновательны. Но перемены уже идут, появляются антрепризные труппы, где совершенно другие темпы работы. Зачем репетировать месяцами, когда реально спектакль можно поставить за 30-40 дней? Должен появиться новый репертуар, а для этого нужны авторы масштаба Володина, Вампилова и Розова. - Вы не думали о том, чтобы перейти в другой театр? - Нет, в «Ленкоме» я с 1986 года и по–прежнему ему верен. Сейчас репетирую роль в новом спектакле. Надеюсь, что скоро приглашу на премьеру. - Знаю, что у вас есть киносценарии, а вот пьесу написать не пробовали? - Это не мой жанр. После того, как ты в полной мере ощутил свободу, которая дает проза, трудно ограничивать себя только диалогами, зная, что не сможешь дать свои комментарии, свою оценку происходящему. Про уродов и любовь - Как роль в «Петербургских тайнах» отразилась на вашей карьере? - Вообще мне чаще всего предлагали играть исключительно негодяев, или героев, которых обязательно убивали. Поэтому один из режиссеров, увидев меня в малоформатном фильме в совершенно другом амплуа, искренне удивился: «Чонишвили может и любовь играть?» - А что, любовь может играть не каждый? - Человек, который играет любовь, должен быть настолько заразителен, чтобы чувство его на экране выглядело убедительно. И еще он должен быть красив – мне не интересно смотреть про любовь двух уродов. А если все–таки это уроды, то такие, как у Федора Михайловича. Вообще хочется видеть на экране красивые отношения красивых людей. - Порой погоня за экранной красотой доводится режиссерами до абсурда. Взять хотя бы ту же «Бедную Настю», где крепостные одеты, как солисты оперы. - Безобидная «Бедная Настя»: хочешь - смотри, хочешь - нет. Гораздо страшней поголовная «аншлагонизация» и «петросянизация» всей страны. Праздничные программы производят очень грустное впечатление. Некоторые представители шоу–бизнеса решили, что могут играть. В результате, получилась самодеятельность «Шарикоподшипника». - Вкус рождает спрос, а спрос рождает предложение. - В нашей стране, где телевизор, как в Бразилии, стоит на первом месте, не уступая даже более насущному холодильнику, очень важно воспитывать зрительский вкус, постепенно приподнимая планку, а не жаловаться на падение общего культурного уровня. Чтобы прочесть книгу, надо сначала научиться грамоте. Так и здесь. Когда я только начинал слушать джаз стиля би–боп, мне сразу было непросто понять всю прелесть этой достаточно непростой музыки, но я заставлял себя это делать, и очень скоро услышал удивительную гармонию. - Почему бы вам самому не снять фильм по собственному сценарию и не сыграть там главную роль? - Дайте мне пять миллионов… - На меньшее вы не согласны? - Нет! Если уж делать, то на хорошем профессиональном уровне: нужно нанять людей, которые будут работать только на меня, не бегая с одной подработки на другую, нужно провести грамотную PR- компанию, не экономя в ущерб качеству. - Новые роли в кино вам предлагают? - Сейчас как раз нахожусь в переговорном процессе, но больше ничего не скажу: я человек суеверный! В год – три выходных - Сергей, как вы себя чувствовали третьим в компании с Бивисом и Баттхедом? - Нормально. Это была обычная работа. Мне было интересно озвучивать не только главных героев, но и всех других персонажей. Проект продержался семь сезонов на американском телевидении, а потом начал свое триумфальное шествие по всему миру. Позднее им на смену пришла Масяня, прописавшаяся в Интернете. - Кроме Бивиса и Баттхеда с Масяней на вашем счету огромное количество рекламных роликов. (Голос Сергея Чонишвили рекомендует купить нам «Комет», дубленки на Алексеевской, озвучивает «Исторический детектив», «Совершенно секретно», рассказывает про свежие номера «Каравана историй», его поручик Ржевский предлагает «взять быка за рога». - Прим автора.) Как вы попали в рекламу? - Знакомая привела меня на радио «Максимум», оттуда была прямая дорога на телевидение - это случилось в 1993 году. - Почему на вас такой спрос? - Я профессионал, могу сделать работу вдвое быстрее, чем другие, могу говорить один за всех героев ролика. Таким образом, экономлю время, а значит и деньги, при этом не запрашивая заоблачных гонораров. Приятно, что это ценят. - Для вас это, в первую очередь, стабильный заработок? - И заработок тоже. Потому что на театре заработать невозможно, не стоит даже пытаться. Но тут и процесс творческой самореализации. Работа в рекламе - тот же актерский труд, который помогает быть в форме. - У вас очень плотный график работы. А не хочется взять отпуск и месяц проваляться на песочке? - Последний раз в отпуске был три года назад. У меня и выходные выпадают редко, в прошлом году их было… три: 1 мая, 31 декабря и 1 января. Месяц на пляже – это не для меня. Если была б возможность, поехал бы к друзьям в Америку, а оттуда во Францию. Но, к сожалению, пока это только мечты: если на меня рассчитывают люди, подвести их, отправившись в отпуск, я не могу. Быт и женщины - Дом свой любите? - Очень. Я живу на втором этаже – человек вообще должен быть к земле как можно ближе. А под моими окнами растет вишня, и, когда весной она зацветает, кажется, что за окном японский сад. В доме у меня тоже достаточно просто - сплю на полу, на матрасе… - Почему? - Так потолки кажутся выше. - А вообще как с бытом справляетесь? - Легко. Езжу на метро, стираю в машине, колбасу на бутерброды тоже могу себе сам порезать. Я люблю хороший табак, при этом совершенно не выношу сигаретного дыма, знаю толк в хорошем вине, но в повседневной жизни могу довольствоваться малым. - Говорят, с домашним хозяйством женщины лучше справляются. Может, стоит попробовать? - Попытки были, но у меня с появлением женщины бытовых проблем только прибавляется. - А как с личной жизнью? - С трудом выкраиваю на нее время, если случаются паузы в работе. Я вообще очень скучный человек, трудоголик, который смотрит на жизнь через призму работы. Лариса Суетенко yoki.ru
Татьяна: Сергей Чонишвили: "Мне нравится жить в этом времени" Наш сегодняшний гость - не только артист, получивший всвенародную известность благодаря ролям, сыгранным в кинофильмах, телесериаалх, на сцене театра "Ленком". Сергей Чонишвили пишет стихи и прозу, он - автор двух книг: "Незначительные изменения" и "Человек - поезд". Актер и писатель -гремучая смесь; как правило, это человек, с которым интересно говорить обо всем. Например... ...о Сергее Чонишвили Передо мной с пятого класса даже не стояло вопроса, чем буду заниматься. Наверное, я с детства был заражен театральной бациллой. Я рано начал писать рассказы - в семь лет. Много читал. До пятого класса хотел стать океанологом, моим кумиром был Жак-Ив Кусто, но не потому, что я безумно любил природу - сейчас я понимаю, что для меня эта профессия была неким символом свободы: океан не принадлежит никому. А актер, особенно в условиях того времени, - это была профессия, которая позволяла прожить несколько жизней. В своей работе я никогда не вживаюсь на 100% в образ другого человека. Если ты понимаешь, что это за персонаж, то можешь культивировать в себе какие-то черты его характера, но это не значит, что надо жить в его шкуре с утра до вечера. Я с большой опаской отношусь к людям, которые два дня морально готовятся, чтобы сыграть в спектакле. Не люблю тратить на что-то меньше времени, чем нужно, но не люблю и больше: во всем должны быть разумные сроки. ...о профессионализме Не приемлю два человеческих порока: глупость и непрофессионализм. Говорят, что хороший человек - это не профессия, но хороший человек не может быть непрофессионалом. Говорю не только о своей профессии. Если дворник хорошо убирает свою территорию, то я испытываю к нему уважение, и не испытываю уважения к человеку, который следит за тем, чтобы вовремя брать деньги с паркующихся водителей, но не счищает снег на своей парковке. Чтобы быть профессионалом, не обязательно быть увлеченным своей работой, - надо делать ее честно. Есть огромное количество людей, которые ходят на работу, потому что нужно идти на работу. Я это прекрасно понимаю: иногда и сам иду на работу, потому что надо. Например, озвучивание рекламы для меня - не халтура, а работа, которая приносит удовольствие, помогает жить, позволяет поддерживать форму речевого аппарата и дает возможность общаться с определенными людьми. И если мне не хочется ее делать, я лучше откажусь, чем буду халтурить. Вообще на сегодняшний день я отказываюсь от 50% предлагаемых мне заказов по разным соображениям - времени, нужности, интереса и т. д. ...о деньгах Я не считаю себя богатым человеком и не хотел бы быть богатым, потому что не знаю абсолютно честных путей достижения богатства. Не хочу сидеть на нефтяной трубе, не хочу добывать алмазы, но при этом хочу делать то, что мне интересно, и не задумываться о том, сколько чашек кофе в день я могу выпить. Хорошо помню, что испытываешь, когда у тебя хватает театральной зарплаты (при жесткой экономии) всего на полторы недели, когда у тебя девять метров в общежитии и все время задумываешься о том, что вечером поесть, сколько раз ты можешь проехать на транспорте и сколько раз позвонить... Глядя сейчас на то, сколько получают студенты, я удивляюсь: как они вообще живут? Я вот как-то ухитрялся платить за комнату, питался, ездил на общественном транспорте: На обед можно было себе позволить потратить только 20 копеек. На Калининском проспекте (ныне - Новый Арбат), недалеко от нашего училища, было кафе <Бирюса>. Мы там брали какой-нибудь салатик, гарнир и компот. Временами, когда дежурили бригады с добрыми раздатчицами, они нам этот гарнир поливали подливой и подкладывали по паре кусочков мяса из азу. На ужин - батон хлеба и литр молока. И все! Родители немного помогали, но на третьем курсе я отказался от помощи, и на четвертом жил лучше, потому что получал именную стипендию, давал несколько раз индивидуальные концерты, выиграл два чтецких конкурса. ...о прошлом Я не хотел бы в прошлое. Не верю во все эти рассказы про дешевые шоколадные конфеты и колбасу. Приехав в столицу из Омска, я мучился, потому что не мог жарить на сливочном масле: в Омске это был большой дефицит, масло там только намазывали на хлеб, чтобы ощутить его вкус. Я искал повсюду кулинарный жир, потому что дома жарили на нем, а в Москве его не было. Мне нужно было поменять сознание, чтобы бросить на сковородку кусок масла и пожарить на нем яичницу. Не хочу в прошлое и потому, что довольно рано понял: есть вещи, за которые меня могли выгнать из института. В середине 1980-х мы с моим товарищем Антоном Голышевым репетировали для самостоятельного показа кусок из <Собачьего сердца>, и однажды наш педагог Марина Пантелеева отозвала меня в сторону и сказала: <Чоник, я знаю, что вы с Антоном репетируете <Собачье сердце>. Так вот, если хотите закончить институт, не надо этого делать>. А через полтора года вышел спектакль по <Собачьему сердцу> в ТЮЗе: Я знаю человека из Риги, который сидел за то, что показывал знакомым фильмы на видео: он сидел за <Последнее танго в Париже>. Я видел человека, которого выпустили в 1990 г. (правда, он в тюрьме <намотал> себе два дополнительных срока за попытки побега), - сорокалетнего дядьку, которого посадили еще в студенческие годы за то, что он откопировал Декларацию прав человека. И в тот момент, когда он вышел на свободу, декларация была напечатана в <Литературной газете>: Я не хочу жить при тоталитарном режиме, я хочу жить при конституционной монархии или при парламентской республике. ...и о настоящем Меня поразила одна история. Один из канонов криминального мира гласит: звание вора в законе дается не просто так: ты должен заниматься в этой структуре определенной профессией, пройти некий этап и завоевать уважение. И когда я узнал, что это звание в середине 1990-х стало возможно купить и что появился термин <апельсин> для обозначения человека, его купившего, - для меня это стало шоком. Потому что понял: в государстве все совсем плохо, если даже эта структура перестала работать по своим законам. Есть две структуры, не разрушенные всеми нашими революциями, криминальная и, условно говоря, Комитет. Давайте не будем забывать о том, что самая демократичная страна в мире в свое время была страной уголовников - Америка, бывшая английская колония. В один прекрасный момент она сказала: не хотим мы платить нашей <крыше> <бабки>, объявляем себя свободными. Не стоит забывать о том, что все американские олигархи - это потомки пиратов и бандитов. Не хотелось бы жить в таком долгом периоде перехода от криминальной структуры к гражданскому обществу. ...и напоследок о потерянном времени Я отношу себя к более счастливой части потерянного поколения. (Как сказал Виктор Пелевин: <Поколение - это группа людей, которые околевают приблизительно в одно и то же время>.) Счастливой, потому что мы еще застали те догмы, с которыми можно было спорить. А сейчас приходит поколение, которым никто не занимался и у которого нет никаких авторитетов. Отсутствие авторитетов у нации - страшная вещь. И мы можем сколько угодно смеяться над американцами и видеть в их жизни огромное количество идиотизма, но это люди, которые уважают свой гимн и свой герб. И если они бросают курить - то всей нацией, и если занимаются спортом - то тоже все. Человек, который действительно желает блага для своей страны, просто делает свое дело, а не бегает по митингам в рабочее время. Я был на митинге всего один раз, когда стоял выбор жить при старом режиме или при новом. А сегодня все можно решать более цивилизованными методами. И сейчас пойду на митинг, только если будет угроза возврата тоталитарного режима. В отличие от многих я не считаю происходящее сейчас возвратом режима; это скорее попытка оживления структуры, которая управляет государством. При всем при этом мне нравится жить в этом времени, несмотря на то, что я потерял в нем семь своих лучших лет, когда не было кино, и искусство стояло на грани выживания. У меня есть определенные претензии к тому, как развивается сейчас наша страна, но при выборе между прошлым и настоящим я все равно буду руками и ногами голосовать за сегодняшнее. БЛИЦ-ОПРОС Деньги для меня - это... ...свобода выбора. Свобода перемещения, возможность заниматься тем, что тебе просто интересно и совсем не приносит дохода. Когда режиссер Милош Форман возвращался в Прагу из Канн, его спросили: <Как вы будете добираться до Праги?> Он ответил: <На велосипеде>. И тогда ему задали вопрос: <А что для вас деньги?> И он сказал примерно то же, что и я: <Это свобода выбора. Я могу долететь на самолете, но мне интереснее доехать на велосипеде>. Богатый человек - это... ...тот, кто: а) либо нажил это нечестным трудом; b) либо нажил это честным трудом; с) не всегда плохой человек; d) всегда умный человек даже тот, кто нажил богатство нечестным путем, умный - в смысле <прозорливый>. Моя главная материальная мечта Я хотел бы иметь определенную сумму под конкретный творческий проект, которым я не имею возможности сейчас заниматься. Я хочу иметь возможность усадить за работу пять человек, каждому из них рассказать ту историю, которой я сейчас не могу заниматься, и чтобы они над ней трудились. И при этом я не хочу, чтобы для них это была очередная халтура. Если этот сценарист скажет: мне нужно на этот проект два месяца, я ему оплачу эти два месяца с условием, что он будет заниматься только моим проектом. Моя главная нематериальная мечта Функционировать до самого последнего момента. Если пойму, что не могу себя обслуживать, то скорее всего поеду в Амстердам, потому что это единственная точка на Земле, где разрешена эвтаназия. Мой первый заработок В первый раз я получил деньги в 13 лет, в 1978 г., за спектакль <Беседы при ясной луне>, поставленный в Омском драматическом театре. Я заработал три или пять рублей и отдал их родителям. Забавные ситуации, связанные с деньгами Я не игрок, но однажды в Атлантиксити, придя в казино и зная, сколько могу проиграть, я выиграл и окупил авиабилеты от Москвы и обратно, плюс проживание в Атлантиксити. Это был, наверное, мой самый крупный в жизни выигрыш. Беседу вела: Ксения Кнорре nbj.ru
Татьяна: "Я АБСОЛЮТНО НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК!" Так говорит о себе артист "Ленкома" Сергей Чонишвили Сергей Чонишвили родился 3 августа 1965 года в Туле в актерской семье. После школы поступил в Щукинское театральное училище и окончил его в 1986 году с красным дипломом. Был приглашен в труппу "Ленкома", где сыграл в спектаклях "Жестокие игры", "Варвар и еретик", "Мистификация", "Псих", а также в спектакле А.Житинкина "Игра в жмурики". Среди киноработ - роль князя Шадурского в "Петербургских тайнах". В 1999 году получил премию "Чайка" в номинации "Улыбка М" за роль Ноздрева в "Мистификации". В ноябре 1999 года ему присвоено звание "Заслуженный артист России". - ИЗВЕСТНО, что вы большой любитель джаза. А в жизни часто приходится импровизировать? - Все время. Джаз - это не музыкальное направление, а состояние души. Люди делятся на "джазовых" и "неджазовых". Актер должен быть "джазовым" человеком. - И часто приходится импровизировать? - Постоянно. Особенно когда общаюсь с органами социально-бытового обеспечения или служителями транспорта. Кстати, сейчас у меня почему-то перестали спрашивать паспорт. Видимо, глаз поменялся. А так обычно как чеченская война - так по 6-8 раз за день проверяли! - В свое время, говорят, вы хотели стать океанологом. И вдруг стали актером! С чего бы это? - Это получилось не вдруг! Профессия сама меня выбрала. Начнем с того, что мои родители - актеры. Я с ними объездил всю страну. Все мои детские игры были связаны непосредственно с театром. Я не мог начать какую-либо игру спонтанно, без подготовки к ней. Например, меня не устраивала игра в солдатики, если их было, например, всего 20 штук. Надо, чтобы их было не меньше двухсот-трехсот. Для этого я лепил их из пластилина - одинаковых по размеру, но разных по облику. Ту же океанологию я рассматривал с актерской точки зрения. Эта профессия давала свободу передвижения по всему миру. Кусто был моим кумиром. Он в первую очередь для меня был гуманистом, сохраняющим природные богатства земли и океана. Эта позиция была мне ближе и интереснее, чем скрупулезное изучение ресничатых червей в Баренцевом море. - Вы окончили "Щуку". Весело было учиться? - Конечно, весело. Задача была очень простая: заниматься профессией и через четыре года поступить в театр. Правда, для этого надо было всего-то не нахватать двоек и не вылететь во время сессий. В "Щуке" мы очень много работали. Назначение репетиции на 23 часа считалось обычным делом. Из-за этого возникали проблемы с администрацией, поскольку согласно правилам после 23 часов в здании училища никому находиться не разрешалось. Именно в "Щуке" нами была поставлена "Цена" Артура Миллера. В то время он был запрещен. На нас произошел "слом" - и Миллера разрешили. При сдаче спектакля с властями проблем не было. Мы сдавали его два раза: сперва показали самостоятельные отрывки - комиссия промолчала. Мы восприняли это молчание как "зеленый свет". Потом кафедры актерского мастерства и режиссуры объединились. Все боялись взять на себя ответственность - выпустить Миллера. Спасибо Катину-Ярцеву и Авшарову: они отстояли спектакль перед кафедрой. - Кажется, с "Ценой" вы тоже оказались в цене. - Помню, мы с другом решили пойти на фильм "Легко ли быть молодым?". Билетов в кассе не было. Стали стрелять. Вдруг слышу: "Вообще-то билетов нет, но для вас, молодой человек, найдем". Я удивился такой избирательности. Мне пояснили: "Мы очень любим ваш спектакль "Цена". - Говорят, в институте вы были чуть ли не "ботаником"? - Да, я старался не пропускать ни одной лекции. И вовсе не потому, что был этаким примерным студентом. Просто сработал рациональный подход к профессии. Было приятно сознавать, что моя студенческая стипендия адекватна моей актерской зарплате, были какие-то заработки. Между прочим, на четвертом курсе "Щуки" я жил лучше, чем первые восемь лет работы в "Ленкоме". Красный диплом давал возможность свободного распределения, тогда как после окончания училища надо было отработать три года. При всей зависимости актерской профессии я всегда пытался сохранить независимость. - Как вас приняла Москва? - Я очень люблю столицу. Она, конечно, сумасшедшая, имеет отрицательные и положительные стороны, но здесь можно жить и работать. В мире таких городов немного. Я очень люблю Амстердам, но там невозможно работать человеку моей профессии. Это город другого энергетического уровня. Еще я люблю два европейских города - Лондон и Прагу. Я испытываю к ним очень сильные чувства. Если бы представилась возможность какое-то время пожить и поработать там, с удовольствием бы согласился. Но я патриот своей территории. Умирать надо здесь. - Вы можете сейчас назвать себя москвичом? - Сейчас - в полной мере. После 17 лет проживания в Москве и 13 лет работы в театре я получил некую жилплощадь с постоянной пропиской. Об этом свидетельствует и печать в паспорте. - Будучи в Омске, мы увидели Дом актера имени Чонишвили... - Это мой папа. Он был замечательный человек. Когда в Омске ему предложили на выбор два поста - секретаря парторганизации и секретаря местного отделения ВТО (Всероссийское театральное общество. - Ред.), он выбрал второе. Секретарем парторганизации он стать не захотел: для этого он был слишком честным коммунистом. На посту секретаря СТД он держал в сейфе 200 рублей и записочку-завещание: "Это мне на похороны". Умер он в 1987 году. Не знаю уж, как бы он воспринял события, произошедшие в стране после его смерти... - Вернемся к Чонишвили-младшему. Как вы поступаете в экстремальных ситуациях, когда надо немедленно принимать решение? - Мгновенно! Человек, который не может быстро принять решение, всегда теряет. Я люблю в определенной мере риск и авантюризм. В хорошем смысле. Впрочем, с экстремальными ситуациями сталкиваешься не каждый день. Одна из них была связана с моим вводом в спектакль "Варвар и еретик": репетиция - в 16 часов, спектакль - в 19. - На сцене и в кино экстремальные ситуации не редкость... - Конечно! Правда, с 1995 года я не снимался. Сейчас заканчивается работа над фильмом "Иван-Дурак" режиссеров Александра Дулерайна и Сергея Корягина, где я играю милиционера. Надеюсь, в январе картина выйдет... Экстремальные (или, если хотите, забавные) ситуации, на мой взгляд, не мешают действию и одновременно приносят радость партнерам. Я сторонник тонких шуток и мог бы, объясняя природу юмора, написать целый фолиант. Порой зритель не понимает, что происходит на сцене, хотя все уже на грани "раскола". Например, играем "Жестокие игры" в Кемерово. Во время спектакля разбился стакан и порезал мне руку. Рану быстро обработали. Доигрываю две сцены после этой "аварии". Вдруг партнерша увидела мою забинтованную и окровавленную руку - и ей, скажем так, стало немножко нехорошо! - Говорят, актер не должен жаловаться на жизнь, дабы не разрушать ореол "звезды"... - Я не отношу себя к "звездам". Я востребованный человек. Не более того. Мне ближе другая формула: артист всегда жалуется либо на отсутствие работы, либо на ее избыток. Середины не бывает. Второе меня устраивает гораздо больше. Заниматься "поеданием печени" от ничегонеделания не в моем характере. Если у меня нет работы, я придумываю ее себе. Но, слава Богу, последние несколько лет не могу этого о себе сказать. - Как вы все успеваете при таком насыщенном графике? - Выход один - меньше спать. День у меня построен ужасно: питание и сон - все неправильное. Я абсолютно неправильный человек. Но у меня и профессия неправильная. Я занимаюсь профессией, при которой ты и производитель, и продукт того, чем занимаешься. С одной стороны, нужно всегда быть в форме. С другой стороны, человек с железными нервами, которого ничто не волнует, не актер. Наша профессия работает на саморазрушение. Поддерживая в себе некий рабочий баланс, я в то же время пытаюсь себя самого разрушить. Как только чувствую комфортное состояние, это начинает меня угнетать. Поэтому отдых как таковой отсутствует. И если уж он случается, то на полную катушку: дня три-четыре по 16-18 часов глубокого сна... Человек очень много тратит времени на ненужное. По утрам моется и чистит зубы - и то же самое делает вечером. Какое-то время тратится на еду... Такое понятие, как расстояние, преодолевается бегом. - Без машины? - На машину я не наработал. Был выбор: квартира или машина. Я решил, что лучше быть москвичом, и выбрал квартиру, а она требует определенных капиталовложений. Вообще-то машина нужна только утром и вечером. Днем проще передвигаться на ногах и на общественном транспорте. Не люблю ездить поездами. Как можно ехать сутки-двое?! Лучше переплатить, но лететь на самолете. - И как при таком ритме жизни вы видитесь с друзьями? - Очень редко. У меня есть замечательный друг - еще со студенческой скамьи - Витя Рябов, с которым я более или менее встречаюсь часто. Он рядом работает. Когда у него есть свободная минутка, он забегает ко мне. Иногда видимся просто на спектакле. Мы смотрим в глаза друг другу и получаем от этого удовольствие... Существуют какие-то внутренние энергетические связи между людьми, которые позволяют поддерживать отношения даже не на уровне телефонных звонков или писем. - А поклонницы досаждают? - Не очень. Среди поклонниц и поклонников есть просто интересные люди. Им нравится то, что я делаю, а мне с ними приятно общаться. Что касается так называемых поклонниц, то им меня очень трудно поймать. - Наверное, на улице узнают, просят автограф? - Бывает. В таких случаях я теряюсь. Не знаю, что говорить, как себя вести. К тому же есть те, кто просто узнает на улице, а другие пытаются панибратски похлопать по плечу... В 1993 году шел по Нью-Йорку и вдруг увидел пожилых мужчину и женщину. Мужчина был Кирк Дуглас. Я не стал бросаться ему на шею, расспрашивать о жизни и творческих планах, просить автограф для себя и друзей... Просто увидел и отметил, как он выглядит. - Может быть, потому что вы сами актер? - Наверное. Если я кого-то сыграл на сцене, а меня потом на улице не узнают, это меня радует гораздо больше: значит, состоялся акт искусства! - Почему вы снимаетесь в рекламе? - Для меня это часть профессии и способ выживания: на деньги, которые я получаю в театре, жить нельзя! Особенно остро это ощущалось в 91-92 годах. Жесточайшая экономия была во всем. Честно признаюсь, иногда даже приходилось пустые бутылки сдавать... Если бы я захотел заработать очень много денег, я бы очень активно внедрился в систему рекламного бизнеса и телевидения. Но я в эти дела не лезу. Позиция шоумена мне не слишком интересна. Прежде всего я актер и хочу присутствовать в этой профессии. Я рад, что не продаю семечки и телевизоры и не занимаюсь перегонкой нефти. - А как же мультфильм "Бивис и Бат-Хед"? - Это интересный эксперимент: сидишь и озвучиваешь всех персонажей "с листа". Опять же - профессиональный тренинг. Не более того! - Но ведь текст там на выносливых! - Я считаю, что переводчица Маша Гаврилова нашла "золотую середину". В оригинале все звучит гораздо "нелитературнее". Если же все активно приукрашивать, получится анекдот "без соли". Меня это устраивает. Во всяком случае, этим не противно заниматься. Более того, в этом я вижу предоставленную возможность не оторваться от молодого поколения. Имея некоторую популярность среди молодежи, можно говорить то, что считаешь необходимым. Вообще я очень скучный человек. Когда дети начинают меня спрашивать про этот мультфильм, я обычно отделываюсь советом: "Читайте книжки!" В этом вижу определенный смысл. Если из десяти хотя бы один прислушается ко мне и начнет читать, это уже хорошо! Когда я наблюдаю за детьми своих друзей (которых в принципе считаю своими!), не без удовольствия вижу: то, что ты им закладываешь в голову, в ней остается, усилия не пропадают даром. - Раз мы коснулись дидактики, хотелось бы спросить о спектакле "Игра в жмурики" по пьесе Волохова. Когда со сцены звучит ненормативная речь, это не может не шокировать среднестатистического зрителя. - Тут произошла такая штука: была идея сделать мобильный спектакль, из которого мы отнюдь не хотели делать "чес". Играли его три-четыре раза в месяц. Спектакль делался практически без денег: минимум актеров, две спортивные сумки реквизита, фонограмма. И можно выезжать в любую точку и играть перед любой аудиторией - от пяти человек до пяти тысяч. В 1991 году состоялась премьера. Потом спектакль играли в "Сатириконе", филиале Театра имени Моссовета, в ЦДХ. Возили его в Челябинск, Питер, Париж... Помню, играли "Жмуриков" в 95-м. За весь спектакль - ни одной реакции. В финале видим заплаканные лица. Аудитория была из пятидесятилетних людей, для которых аббревиатура КГБ значила слишком многое. Последний раз играли спектакль прошлым летом. На этот раз 90 процентов зрителей были из "непосвященных". У них было по поводу "Жмуриков" свое мнение. И это тоже хорошо. К тому же со спектакля ушло всего восемь человек, а не десять. Это замечательно! Десять человек - наша норма. - Как принимали "Жмуриков" в Париже? - Хорошо! Особенно когда мы играли для славистов в Сорбонне. При первых словах зрители поняли, что они изучали совсем не тот язык... Опыт показывает, что уже через 15 минут ситуация перестает быть и криминальной, и экстремальной. Зрители понимают, что ненормативная лексика в "Жмуриках" - не самоцель. В данной ситуации эти герои просто не могут разговаривать по-другому. Иначе это уже другой спектакль: и построен он будет по-другому, и воздействие у него будет другое... Ведь пьеса - об одиночестве и выборе: стоит ли подстраиваться под какие-то системы или нет?! - Вы как-то сказали, что ваша личная жизнь до сих пор не устроена... - Есть выбор: кто-то занимается личной жизнью, кто-то - профессией. Хорошо, если это взаимозаменяемо... - Не боитесь, что со своими привычками не найдете ту, которая смогла бы вам соответствовать? - Если честно - и да и нет. Это уж как распорядятся Природа и Бог! Никогда не знаешь, что лучше, что хуже. Настоящий, радостный семейный быт может сложиться, но ведь может и не сложиться. За все в жизни, грубо говоря, надо платить... Хотелось бы что-то в жизни оставить после себя. По-настоящему оставить! Человек жив памятью, своими делами. Я не боюсь того, что профессия сможет помешать мне в обретении комфорта. Сегодня я вполне доволен своей личной жизнью и ее стыковкой с работой. Главное, чтобы окружающие понимали тебя, твое дело, чтобы живущие рядом люди уважали твое одиночество. По большому счету, каждый человек - одинок... Ирина Васильчикова, Александр Щуплов faces.ng.ru 2001г
Татьяна: Сергей Чонишвили: Я не пятак, чтобы всем нравиться 14 июля 2005. С киношными злодеями, сыгранными Сергеем Чонишвили, лучше не пересекаться по жизни – проблем не оберёшься! Что же касается самого актёра, то он, в диаметральную противоположность большинству своих героев, оказался человеком весёлым, добрым и бесконечно обаятельным. Всего за несколько дней до последнего нетанийского терракта мы встретились и побеседовали в этом городе с прекрасными актёрами прославленного театра «Ленком»: Сергеем Чонишвили, Дмитрием Певцовым и Павлом Смеяном. Все три интервью, данных артистами медиа-группе «Максимум», мы поочерёдно представляем нашим читателям. Сергей Чонишвили стал первым «ленкомовским» гостем арт-рубрики «Star&Млад». Я не спрашивал Чонишвили о тонкостях его собственной личной жизни, и не из-за того, что боялся услышать в ответ: «Простите, а какой у вас вчера вечером был «стул»?» Так изящно он научился купировать бесцеремонные попытки бульварных журналюг подглядеть в его замочную скважину. Просто с человеком, чьё настольное чтиво составляют произведения Гари, Набокова, Барнса и Мураками, тянет пообщаться на более философские темы. … Невероятно, но у многих, не самым забитых, людей, фамилия нашего гостя не вызывает ассоциаций ни актёрских, ни, тем более, писательских. Сей грустный факт представляется мне проблемой не заслуженного артиста России С.Чонишвили, а, как раз, этих самых людей. И я безмерно рад возможности хоть как-то поспособствовать ликвидации данного пробела у адекватной части «русского» Израиля. - Сергей, это правда, что, если бы вы не стали актёром, то пополнили бы ряды пишущей братии? - Абсолютная правда! Сложилось так, что в 1992 году я собирался покинуть актёрскую профессию. Момент тогда наступил такой: кино не снималось практически, в театре я хоть и играл 28 спектаклей в месяц, но это была активная массовка… Приходил после этого «домой», в девятиметровую комнатушку общежития, приносил очередную месячную зарплату, которую хватало недели на полторы, не более. И никаких перспектив! Я постоянно находился во власти мыслей о том, а как же развиваться да и просто жить дальше… Оставалась последняя попытка, когда был подготовлен один самостоятельный спектакль, и вот уж если бы она не реализовалась, то дорога моя, скорее всего, повернула бы в сторону журналистики. Тем более, что и предпосылки, как говорится, созрели под это дело – создавалась новая газета, где набранных сотрудников сразу обучали новым же компьютерным технологиям, что давало мне уникальную возможность весьма высококачественно перепрофилироваться. Всего этого в итоге не произошло, и «юзером» я остался не самым продвинутым (смеётся своим густым заразительным смехом!), зато профессию сохранил. - Тем самым спектаклем, той самой последней попыткой, позволившей сохранить нам одного из любимых актёров, стала нашумевшая постановка Андрея Житинкина «Игра в жмурики», где вместе с вами играет Андрей Соколов. Мы к этой теме в нашей беседе ещё вернёмся, а пока давайте поговорим ещё об одном вашем таланте. Пять лет назад состоялся ваш писательский дебют: вышел в свет сборник «Незначительные изменения». Затем последовало «продолжение книжного банкета», – читатели получили новые стихи и роман «Человек-Поезд». Как получилось, что актёр Чонишвили взялся за перо? - Знаете, на самом деле, писатель Чонишвили «дебютировал», когда ему было всего семь лет. Рассказываю я об этом не часто, но именно в том предшкольном возрасте мною был написан первый маленький рассказик про мышку, маму, сыр, ну и так далее… Не суть важна была рассказа, он заканчивался совершенно авангардистским способом – предложением в одно слово. Подчёркиваю, в ОДНО слово, и звучало оно: Воттакто! С этого рассказа всё и началось. Я и книжки рукописные в детстве делал, а потом, уже в девятом-десятом классах, выпускал «Нелитературную газетку», своеобразный школьный самиздат… Поэтому, когда случился такой период, что нужно было чем-то занять организм, чем-то самого себя эмоционально задействовать, я решил, что вот это будет моё дело. И потом, для меня это болезнь, в хорошем, разумеется, смысле, ибо я очень некомфортно себя ощущаю, когда не пишу. Так родилась в 1993 году повесть «Незначительные изменения», которую я очень долго не мог издать, поскольку мне нужен был мой макет. Единственным издательством, согласившимся предоставить мне право на свой собственный вариант макета была «Рутена». Так, уже лишь в 2000 году вышел в свет первый сборник стихов и прозы. После этого у издательств уже не возникало вопросов, я представлял не только собственные макеты, но и своего художника. Так издалась вторая моя книга «Человек-поезд». Сейчас, если всё будет нормально, то к декабрю я закончу работу над «Антологией неприятностей Антона Вернера». Это тоже будет крупная форма!.. - Ваши коллеги-актёры, наверняка читающие эти произведения, делятся с вами какими-то своими впечатлениями? - Безусловно. Я и сам всегда интересуюсь, что понравилось, а что – нет, задаю всякие наводящие вопросы, ответы на которые мне известны. Такое зондирование даёт мне возможнось понять, что из написанного мной доходит, а что – не совсем. Это великолепная пища для размышлений! Кроме того, я совершенно спокойно воспринимаю любую критику в свой адрес, прекрасно понимая, что я не пятак, чтобы всем нравиться! Я не отношу свои творения к разряду высокой литературы, но считаю, что занимаю ту самую нишу, которая находится между ней и тем, что принято называть «бульваром». Я стараюсь создавать «маячки», которые способны вызвать в человеке желание продолжать чтение и дальше. Помочь читателю быть не просто поглощателем печатного текста, но и находить в этом какое-то разумное зерно. Мне очень нравится, что писательство для меня – это хобби, что это не стало моей профессией… Это даёт определённую свободу. Для себя я нашёл самое подходящее определение этой своей деятельности: «Кино на бумаге». Правда, когда некоторые мои коллеги и товарищи говорят мне, что это готовые сценарии, я не соглашаюсь и объясняю, что для сценария здесь не хватает определённого хода. Это всё-таки ближе к литературе! - Давайте вернёмся к тому самому спектаклю «Игра в жмурики», ставшему переломным в вашей актёрской карьере. Ваша совместная работа с двумя Андреями, Житинкиным и Соколовым, была полностью построена на ненормативной лексике. Проект оказался весьма успешным. Чем вы это объясняете? - Да, этот спектакль построен на мате, но… не ради мата. Помните это время, в начале 90-х, когда появились «фиги в карманах», когда люди стали говорить «нах», «мля» и прочие полуразрешённые неологизмы. Мы просто пошли откровенным ходом – взяли предлагаемые обстоятельства, по которым эти люди, ставшие действующими лицами, просто не могут иначе разговаривать. Для нас это история в зоопарке Эдварда Олби, но по-советски. Играем мы про близкое ретро, про феномен советского идиотизма, вещь стойкую и очень трудно искоренимую. Нам ещё долго придётся освобождаться от этого наследства. Почему спектакль оказался живучим? Потому что, как ни странно, он остаётся современным спектаклем. Причём мы, выпуская его в своё время, на это практически не рассчитывали. Мы просто стремились сделать мобильный спектакль: берёшь две сумки, приезжаешь в любой город на любую площадку, от двух человек и до тысячи. Мы, кстати, «Жмуриков» и на «тысячнике» играли. В этой пьесе интересен не мат, а, прежде всего, то, что происходит с персонажами. Конечно, сегодня спектакль несколько менее актуален, по понятным причинам, да и нельзя всё время играть в одну и ту же игру. - У нас в Израиле живёт замечательный поэт Игорь Губерман, который отдаёт мату должное, называя его «вздохом угнетенной твари». Вы, я слышал, тоже в жизни не гнушаетесь речь крепкими словцами приправить. Да и я, знаете, тоже! Это вообще свойственно интеллигентам. У вас в России, кажется в какой-то сибирской школе, ненормативную лексику уже преподавать детям начали… -… О, боже мой!.. - Представьте себе!…Так, быть может, перенести её в разряд… нормативной?! - Вхождение ненормативной лексики в среду интеллигенции, думается мне, было формой некоего протеста. Мы ведь с вами относимся примерно к одному поколению, которое, по некоторым прогнозам, должно было уже в настоящее время жить при коммунизме. А дожило до 77-го года, когда объявили «развитой» социализм, который я называю недоразвитым. В какой-то мере мат, на данном фоне, воспринимался и как некий дополнительный элемент свободы, что-ли… Как человек, не любящий масс.культуру, я наоборот сейчас становлюсь сторонником освобождения от подобного повального увлечения. В ненормативной лексике есть определённый шарм, если она используется с должным изяществом. У меня много знакомых, которые умеют это делать не для ругани и брани. Но когда я иду по улице и слышу мат через каждое слово, то мне просто хочется застрелиться от подобного страшного засорения нашего языка. Мат должен быть феноменом культуры, а не приводить к упрощению языка. - С одним из самых неподражаемых московских режиссёров Андреем Житинкиным, тоже, кстати, бывшем недавно гостем нашей арт-рубрики, вас связывают достаточно тесные творческие отношения… -…Связывали! Сейчас – нет! Мы не работаем вместе уже с 1997 года. У нас был, в своё время, очень плодотворный период, когда мы сделали в институте «Цену» Миллера, «Партиту для деревянного инструмента» Граховяка, «Реку с быстрым течением» Маканина, те же «Игра в жмурики» и «Ночь трибад» Независимого театрального проекта. В театре-студии Олега Павловича Табакова мы сделали два спектакля: «Псих» по Менчину и «Старый квартал» по Уильямсу. Были и другие проекты с Житинкиным, и, как человек достаточно консервативный, живущий в своих устоях, я с большой теплотой вспоминаю о том периоде, когда мы работали вместе с Андреем Альбертовичем. - Он действительно настолько значимый режиссёр, как считают многие?.. - Я не могу сейчас об этом говорить, мы не работаем вместе уже почти десять лет. Люди имеют возможность за такой промежуток времени развиваться или не развиваться дальше. У меня с ним так произошло, что, в определённый момент, каждый из нас начал развиваться самостоятельно. Это, разумеется, ни коим образом не перечёркивает всех наших предыдущих взаимоотношений, и если так сложится, что интересы наши снова сойдутся, то с радостью, я думаю, будем работать. - Вы постоянно снимаетесь в фильмах-тайнах, то семейных, то петербургских. А в своей собственной жизни самая страшная и самая интересная тайны этого мира вам уже раскрылись? - (в ответ на этот вопрос Чонишвили неожиданно начинает снова заразительно хохотать и, поймав мой удивлённый взгляд, подмигивает!) Сейчас всё объясню! Вопрос страшной и интересной тайны для меня отнюдь не праздный, ибо он меня самого волновал достаточно долгое время. Это, в общем-то и не тайна даже, а один принцип, некая формулировка, которую мне необходимо было для себя вывести, и я её, в конце концов, вывел, что дало мне уверенность, сопоставимую с ощущением твёрдой почвы под ногами. При этом, мысль я скажу крамольную, которая наверняка не будет с большим энтузиазмом воспринята, но такие мысли желательно себе создавать просто, как своего рода страховой полис. Сейчас, сейчас станет совсем понятно… Я вот точно знаю, что буду работать до самого последнего момента. Я не интересуюсь пенсией и другими дивидентами покоя… Это не хорошо, скажу честно, просто весь мой пафос, так называемый, в этом отношении, это попытка бороться с собственной ленью. Я с ней настолько активно борюсь, что я теперь ничего другого не умею и не делаю, кроме того, как работать. Естественно я понимаю, что организм не молодеет. Вот в тот момент, когда я перестану развиваться, в тот момент, когда я пойму, что оказался в тупике, в том числе связанном и с потерей возможности самого себя обслуживать… В тот момент есть возможность спокойно поехать в город Амстердам, потому как там, в Голландии, разрешена эфтаназия…(звучит раскатистый смех Чонишвили). Это не то, что я собираюсь этим заняться, но вот осознание того, что можно красиво уйти из этого мира, меня очень успокаивает! - Между прочим, Сергей, есть и альтернативный путь, ведущий от этой жизненной развилки. Диаметрально противоположный эвтаназии. Называется клонированием! Закапал чего-то там в пробирку, взболтал, – и раз тебе – новая жизнь самого себя! - Сейчас очень много, я бы даже сказал повально, говорится о продолжени жизни, о стволовых клетках, омоложении организма и так далее. Многие захотели жить вечно, но не задумываются над тем, к каким это может привести последствиям. Представьте ситуацию, что у вас вечно живой начальник, а вы – вечно живой его подчинённый! Это уже потолок. Не страшна сама вечная жизнь, страшно, если человек перестанет развиваться. - Нерусские фамилии – явление стильное в российском кинематографе: Чонишвили, Калныньш, Хаматова. Расскажите откуда вы родом, где и как прошло ваше детство, о вашей семье. - Всё очень просто: мальчик с грузинской фамилией родился в 1965 году в городе Туле. Ещё через год он переехал с родителями в город Омск и прожил там до 1982 года, после чего благополучно переехал в Москву, где поступил в институт и живёт по сегодняшний день. Будучи сыном артистов Омского драматического театра, я объездил с ним по гастролям большую часть территории бывшего СССР. Если судить по кровям, то больше всего во мне польских кровей. Далее в порядке убывания: русская кровь, грузинская, немецкая, чешская, французская и шведская. А по поводу того, чтобы менять фамилию… - …Минуточку, Сергей, мы ведь о смене фамилии ни в коем случае не говорим. Напротив! Прекрасная и звучная фамилия Чонишвили, добавляет российскому театру и кинематографу не только стильности, но и интернациональности… - Вы знаете, дело в том, что искусство вообще вещь интернациональная. Это хорошая мысль, но отвечать на вопрос, почему это так, всё равно, что отвечать на вопрос, почему море такого цвета? Да потому что оно такое, и всё тут. Потому что иначе мы будем разбирать море на пресную воду, на соль, на какие-то микроорганизмы, и в итоге это уже будет не море. - А Грузия пыталась каким-то образом «эксплуатировать» вашу славу, или, выражаясь удачнее, причислить артиста Чонишвили к своему кинематографу? - Я не думаю, что есть смысл относить меня к грузинскому искусству, равно как и к омскому искусству, или московскому, или к любому другому автономному искусству. Есть некая, не побоюсь этого слова, творческая единица Чонишвили, которая, в общем, сама решает, куда и к кому ей принадлежать. - Футболистов часто спрашивают, с кем бы им хотелось сыграть в одной команде. У вас возникает особое желание выйти на сцену или съёмочную площадку с каким-либо определённым коллегой по цеху? - Есть! Но я воздержусь от того, чтобы назвать эти фамилии, в силу одной творческой приметы, утверждающей, что, если озвучивать идею, которая ещё только может состояться, то она почти наверняка не реализуется. Я бы с удовольствием попробовал сыграть на французском, который знаю в зачаточном состоянии, с великим Жаном Габеном. Об этом можно говорить, не страшась примет, поскольку Габена уже нет в нашем мире. - Вы много путешествуете, бываете в самых разных странах и обладаете достаточной информацией для сравнения. Какое впечатление производит на вас Израиль? - Я, по природе своей, человек очень любознательный, и потому, любую страну, в которую я приезжаю, стараюсь постичь всеми своими органами чувств. Я ем ту пищу, которую едят обычные люди этой местности, пью то, что они пьют. Я стараюсь впитывать в себя всё происходящее вокруг, устроить этакую диффузию своих собственных эмоций. Если говорить глобально, то на земле есть два города, где я хотел бы жить: это Прага и Лондон. Они устраивают меня и по духу, и по внешней картинке. Израиль – удивительная страна, но я понимаю, что не смог бы работать здесь, мне было бы тесновато… Не из-за территориальных рамок, а по духу… Он здесь немного разлагающий, и заставляет меня не работать желать, а лениться. Сюда хочется приезжать, получать положительные эмоции и ничего не делать! Таких мест есть на планете немало. В Амстердаме, к примеру, мне тоже тесновато. Америка – это уже несколько другая ситуация – там хорошо работать, стоит атмосфера такого «экшена»! Но, вопреки этому, я провожу там немногие свои отпуска. Дело в том, что там живут мои самые близкие друзья. Именно друзья, а не «friends»! Те, которых мне химически не хватает. Таких друзей не может быть много. Поэтому, когда у нас случаются очень долгие периоды невидения, мне становится очень тяжело. В Северной Америке я чувстую себя очень комфортно ещё и физиологически. Видимо это явление носит астральный характер. Я там могу спать четыре часа в сутки и чувствовать себя при этом абсолютно бодрым. - Вы много читаете, и наверняка у вас есть любимые авторы и произведения… - Не далее, как дней пять назад у меня состоялся интересный разговор с одной хорошей приятельницей, которой я рассказал, что считаю Иосифа Бродского величайшим поэтом ХХ века. Сейчас уже плохой тон об этом говорить. Это уже та эмоция, которая доступна на сегодняшний день всем. Я очень люблю Карла Сендберга, если продолжать о поэзии. Он известен многим, как биограф Авраама Линкольна, но на самом деле он, прежде всего, замечательный поэт, стихи которого для меня, – это просто джаз. Я очень люблю Ромена Гари, которого открыл для себя в 85-м году, как Эмиля Ажара. Потом, рассказывая своим друзьям-французам о том, что «я сейчас потрясающего человека узнал», получил от них ключи к разгадке этой истории. О мистификации человека, создавшего из себя двух абсолютно равнозначных писателей, причём оба получили Гонкуровские премии. Люблю Набокова до-«лолитского» периода, особенно его «Машеньку». Люблю жутчайшего стилиста Достоевского, заставляющего читателя в хорошем смысле слова «болеть». Обожаю Антона Павловича Чехова, до сих пор, по-моему, не разгаданного. Он ведь говорил о том, что пишет комедии, но ни один спектакль, поставленный по его произведениям, комедией так и не стал. Я люблю Джулиана Барнса, Харуки Мураками, Кобо Абе… Я испытываю самую натуральную радость, когда вдруг свои собственные мысли, которые ещё не сформулированы, нахожу среди написанного моими любимыми авторами. Значит, они думали порой точно также как я. - Какую роль вы бы никогда не согласились сыграть? - Вряд ли бы я смог конкретизировать ответ на сей вопрос… Думаю, что отказался бы от работы, которая была бы мне не интересна, что, впрочем, я периодически и делаю. Мною уже достигнут возраст, когда перестаёшь быть всеядным. И это не потому, что я «зажрался», а потому что понимаю, что мне ещё определённый срок отпущен для активного существования, лет, наверное, двадцать пять!.. Нет, я, разумеется, собираюсь жить значительно дольше, просто после этих двадцати пяти, всё будет немного по-другому. Поэтому, что касается ролей, – хотелось бы не перечитывать уже пройденный букварь и не тратить время на то, что не даёт возможности двигаться вперёд. - Как человек, зачитывающийся Сендбергом и Мураками, скажите, что находится за горизонтом? - Неизвестность! И новый горизонт!.. Беседовал Дмитрий Айзин http://ashdod.israelinfo.ru/persons/28
Татьяна: СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: "Печорина я уже не сыграю" Сергей ЧОНИШВИЛИ служит в Ленкоме Марка Захарова, снимается в кино, телезрители знают его по сериалам "Петербургские тайны", "Пять углов", "Семейные тайны", "Право на защиту"... Голос этого заслуженного артиста России часто звучит за кадром на разных каналах. Наверное, многим запомнились "Истории русской дипломатии" на канале "Культура". А еще Чонишвили пишет повести, рассказы, стихи. Его писательский дебют состоялся в 2000 году, когда вышел в свет сборник "Незначительные изменения". Затем появилась следующая книга - "Человек-поезд"... - Сергей, недавно вы отметили свое 40-летие... - Я вообще не отмечаю дни рождения. Лет с 15, наверное. Как правило, в это время работаю. - И никаких подарков себе не сделали? Вроде выпуска новой книги, например. - Ничего не было. Роман "Антология неприятностей Антона Вернера" еще не закончил, к весне, надеюсь, допишу. - А на премьере фильма со своим участием "Зеркальные войны" были? - Нет. Я не хожу на премьеры. Не езжу на фестивали. Мне не хватает времени. Замечательная работа эти "...войны" на самом деле! Сначала это был американский проект, потом он стал полуамериканским. Я шутил, что даже если картина не получится, то на меня все равно посмотрят, ведь там с моего героя все начинается. Игорь Чайкин сначала вытаскивает самолет из тренировочного полета, а потом едет охотиться на уссурийского тигра. И его убивают китайские диверсанты. Я вообще играю либо подонков, либо людей, которых убивают. Моя работа в "Зеркальных войнах" действительно "уникальная". Играли на английском, но на озвучивание меня не позвали. И даже не поставили в известность, что я "звучу" чужим голосом. Так что я имею очень опосредованное отношение к этой работе. - С вашей внешностью героев-любовников бы играть. - За внешность спасибо маме, папе. Вообще-то я считаю, что за свою жизнь не сыграл ни в кино, ни в театре ни одного героя, более или менее адекватно представляющего меня в этом мире. Мне интересен человек, который вписывается в пространство. Или не вписывается в него. Сначала я как герой психофизический был не очень нужен, потом совсем не нужен. Помните, Смоктуновский был не нужен во времена Харитонова и Рыбникова? Он не вписывался в ту ситуацию. Я себя не сравниваю с Иннокентием Михайловичем. Но, видимо, той психофизике, что существует в артисте Чонишвили, пока нет применения. Мне было удивительно и обидно услышать от человека, который знает меня лет 18 и посмотрел "Демон полдня": "Смотри-ка, оказывается, Чонишвили умеет любовь играть!" Я умел и раньше это играть, и может быть, это по-другому повлияло бы на мою биографию. Я отдаю себе отчет в том, что часть материала уже ушла от меня безвозвратно. Человек меняется, стареет и, как бы хорошо он ни выглядел, все равно уже не сможет сыграть какие-то вещи. Я никогда не смогу сыграть Печорина, уже старый. Мне нужно было сделать это хотя бы в 30 лет. В этом отношении я преклоняюсь перед Гретой Гарбо, которая сделала самый правильный ход. Весь мир помнит ее как потрясающую, талантливую, красивую, обаятельную женщину. Потому что вовремя ушла. Это очень смелый поступок. - У вас немало театральных премий. Какая из них самая дорогая? - Премия имени Евгения Павловича Леонова за Ноздрева, потому что она внутриколлективная. Меня коллектив выбрал! Глупо же рассчитывать на что-то, когда твой 15-минутный эпизод выставляют в одной номинации с Женей Мироновым ("Гамлет" Петера Штайна), с Олегом Павловичем Табаковым (его моноспектакль). Угадайте с трех раз, кто получит "Хрустальную Турандот"? Но за Ноздрева в "Мистификации" я получил еще и "Чайку", и премию имени Смоктуновского и выдвигался на "Кумир". Причем номинация "Кумира" была довольно странной для меня: дебют! Это после 13 лет работы в театре... - Говорят, природа отдыхает на детях известных актеров. Вы из артистической семьи... - Иногда природа действительно отдыхает. Моя мама - заслуженная артистка России, лауреат премии имени Станиславского, она работает в Омском драмтеатре. Папа, Ножери Чонишвили, умер в 1987 году, его имя носит Омский дом актера. Вы знаете его по фильму "Порох", который телевидение часто показывает. Замечательные, не до конца реализованные артисты. - Сразу после школы вы поступили в Щукинское училище? - Это, честно скажу, случайность. Я не был готов к тому, что поступлю с первого раза. Зато потом год "висел", не понимая, что там происходит. Меня спасли только самостоятельные показы. - А то, что сразу после Щуки попали в знаменитый Ленком? - Тоже случайность. Я оказался в нужное время в нужном месте. Театру надо было развести два спектакля - "Диктатуру совести" с "Жестокими играми" - под гастроли. Я пришел в Ленком еще в тот период, когда молодой человек, помимо массовки, получал большую роль со словами. После 1991 года мы стали делать одну постановку в сезон, и этот принцип ушел. Всех кормить, естественно, нельзя. - Актерам всегда кажется, что они мало востребованы. Вы хорошо заняты в театре? - Я пришел в Ленком 19 лет назад на три спектакля: "Жестокие игры", "Юнона" и "Авось", "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Начинал с того, что играл 28 - 30 спектаклей в месяц. Как это назвать? Востребованностью? Первую премьеру со словами я сыграл только через 13 лет! К тому времени на стороне у меня уже была какая-то биография, играл в антрепризе Андрея Житинкина "Игра в жмурики", в "Психе" и "Старом квартале" Театра-студии под руководством Олега Павловича Табакова. Честно вам скажу, у меня нет никаких амбиций в своем родном театре. Мне очень нравится мой коллектив, я люблю этих людей. Вот и все. Я понимаю, что мой поезд ушел. - У вас сначала легко все складывалось, этакий счастливчик, везунчик. А потом вы даже хотели уйти из этой профессии, это так? - Мое везение закончилось после первого сезона в Ленкоме. Я ушел в армию и потерял ту колею, по которой сначала хорошо все шло, даже с некоторым опережением. И все равно считаю, что из любых моментов человек должен выходить со знаком плюс. Правда, то состояние, в котором я нахожусь сейчас, мне бы лет шесть назад! Хотя, с другой стороны, я принимаю все, что у меня было в биографии. Сейчас я счастлив (постучу по дереву!). Я всегда хотел жить в возрасте "около сорока". Лет с 16 мне было интересно именно это положение. Наверное, я сейчас приближаюсь к некоторому внутреннему гармоничному состоянию. А тогда... Только представьте: молодой человек "пашет" 28 спектаклей в месяц, живет в общежитии на девяти метрах, получает зарплату, которой хватает на полторы недели... Кино не было, перспективы в театре были непонятны, другой работы не имелось, а надо было что-то кушать. Глупо заниматься тем, что не приносит тебе ни удовлетворения, ни дохода. Я был готов поменять профессию. Спектакль "Игра в жмурики" оставил меня в ней, если бы он не получился, я бы ушел. С точки зрения развития лет семь было потеряно. Я приехал в Москву более романтичным мальчиком. Стал жестче, циничнее. Жизнь научила. А можно было и не учить этому. - Теперь принято ругать сериалы... - Но все равно их смотрят! Возьмите "Петербургские тайны". Это даже не сериал, а многосерийное кино. За три с половиной копейки три не очень молодых человека сделали правильную историю. Людям было интересно смотреть про своих, а не про донью Хуаниту. Добротный продукт. Он снимался, кстати, на пленку. Это полтора года жизни. Естественно, с перерывами. В таком объеме я тогда присутствовал впервые. Потом были "Семейные тайны" Елены Цыплаковой. Из всех персонажей, которые были мною сыграны в кино, более или менее адекватны мне герои "Психа и мелочовки", "Демона полдня" и "Права на защиту". Почему "Права..."? Да потому что там я процентов 45 текста переписал. - Что бы вы сказали о своем характере? Вы весельчак? Человек компанейский? - Не знаю. Не люблю большие компании, предпочитаю общаться с друзьями тет-а-тет. Даже когда приезжаю в Омск, не собираю их всех вместе, стараюсь уделить каждому внимание. Вообще мне не хватает одиночества. Я люблю быть один. Мне с собой интересно. Хотя я себя не люблю. Я - чудовищно ленивый человек. Зато есть хорошее качество: если надо восстановить силы, могу лечь на 15 - 20 минут, вырубить организм и встать бодрым, как будто проспал часа три. Режим жизни у меня идиотский: два выходных дня в этом году, два - в прошлом. При этом рабочий день начинаю рано. - Где же вы так заняты: в театре или в кино? - Нет. Не в театре. Голос! Две-три озвучки в день, иногда шесть, бывает и восемь. - Не обидно этим заниматься? - Я занимаюсь своей профессией: озвучиваю документальное кино, рекламу, корпоративные фильмы. Не продаю телевизоры или холодильники, не занимаюсь перепродажей машин. Недавно меня поздравили с Днем украинского кино. И я подумал, что действительно имею какое-то отношение к этому. Сериал, в котором я сейчас снимаюсь - "Дурдом" Анатолия Матешко, - уже восьмая моя картина на территории Украины. Беседу вела Светлана МАЗУРОВА www.kultura-portal.ru
Татьяна: СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: «УВИДЕВ ПРАГУ РАННИМ УТРОМ, Я ПЛАКАЛ» Он успевает одновременно сниматься в кино, озвучивать мультики, многочисленные рекламные ролики и играть в родном «Ленкоме». Всеяден и охоч до новых впечатлений по роду деятельности и складу характера. В путешествиях не отлеживает бока на солнышке, а стремительно передвигается по местности, знакомясь с аборигенами и попутно получая свежую информацию. — Сергей, в какие страны вы обычно отправляетесь? — Часто и с удовольствием езжу в Америку. Во-первых, потому, что там живут мои друзья, которых я всегда хочу видеть, а во-вторых, удается полностью выключаться, так как ни по пейджеру, ни по телефону я в этой стране недоступен. Я просто сажусь в машину и еду куда глаза глядят, легко преодолевая огромные пространства с замечательным климатом и изумительным ландшафтом. Таким образом подзаряжаюсь положительными эмоциями. Если устану, тормознусь, посплю в каком-нибудь мотеле — там же нет бытовых проблем, да и перекусить можно где угодно. К тому же еда стоит копейки. — А как местное население вам показалось? — Америка — большая деревня, и в ней живут очень доброжелательные люди. Можно сколь угодно долго спорить об их интеллекте, но скорее это в нас говорит активный великодержавный шовинизм. Ну да, они фанатично любят свой флаг и гимн, но, по-моему, так и должно быть. — Какой город Штатов больше всего пришелся по душе? — Очень понравился интеллигентный Бостон. На самом деле Америка одноэтажная, и мегаполисы смотрятся как вкрапления в цивилизацию. Вот, допустим, Нью-Йорк — отдельная субстанция, существующая сама по себе. Причем каждый там может найти свой уголок: кто любит Европу — обязательно ее отыщет, кто любит Америку в самом банальном понимании, тоже, естественно, ее обнаружит, кто скучает по родной Жмеринке — столкнется и с ней. В Бруклине есть великолепные помойки, не слишком чистые улицы с длинными очередями в маленькие магазинчики, где продают соленые огурцы. В этих местах полно выходцев из России, и все напоминает анекдот. На вопрос: «И как же вам Америка?» отвечают: «Не знаю, еще в ней не был». — Что вы в первую очередь делаете, оказавшись на новом месте? — Обязательно совершаю обход близлежащей территории. Даже приехав в Японию, я в первый же вечер пошел осматриваться, хотя там это делать опасно: названия улиц на английском языке не дублируются. Стоит четыре раза повернуть за угол — и ты уже заблудился, а потом приходится долго плутать вокруг одного места, тщетно пытаясь увидеть знакомое здание. — Чем запомнилась Страна восходящего солнца? — Я приехал туда на съемки в 1991 году. Это был такой брежневский совок, но на высоких технологиях. Токио, по крайней мере. Помню забавный случай, когда вечером в течение 30 минут не мог разменять бумажные деньги, чтобы позвонить, — почему-то все от меня шарахались, как от чумного. Правда, потом одна женщина сжалилась — бросила несколько монет и убежала. Но это относится скорее к минусам. А в плюсах, разумеется, японская кухня. Для меня она вне конкуренции. Мне ее очень не хватало до тех пор, пока Москва не превратилась в империю суши. И отдельно надо, конечно, сказать о потрясающей экологии. Япония дает удивительное ощущение постоянной чистоты. Разницу замечаешь мгновенно, стоит возвратиться домой в загаженную и заплеванную действительность. Помню, я тогда получил на этой почве серьезную психологическую травму, месяца два восстанавливался. — Где вы были в Европе? — Летал в северные страны — Голландию, Данию. Милые игрушечные города, в которых чувствуешь себя как в сказке. Пространства крохотные. В Копенгагене мы жили в центре, в гостинице «Тритон». В один из дней, в полдень, выехали на экскурсию по замку Гамлета, который располагается почти на границе со Швецией, стоит только через пролив перебраться. По дороге еще остановились на пикник, к вечеру вернулись. Я переоделся и пешком дошел до театра, где мы играли спектакль. Вот буквально и вся страна. — А столицы каких государств вас покорили сразу и навсегда? — Если судить глобально, то у меня есть два любимых города — Прага и Лондон. Ну, Прага — это понятно: мать городов, колоссальная, волшебная. Да, я видел Ниагарский водопад, Голубые горы на границе штата Вермонт, великолепнейшие разломы... Но когда я в феврале 1987 года ранним утром вышел на набережную Влтавы и моему взору предстали Градчаны, от которых поднимался туман, Карлов мост в серо-розовой дымке… у меня перехватило горло, и я заплакал. Непонятно почему. Скорее, от нахлынувшего счастья, что вся эта невозможная красота реальна и рядом, что ее даже можно потрогать. — Я тоже испытывала нечто подобное в Праге и думаю, она не меньше, чем Париж, может претендовать на город влюбленных. — В Париже я побывал уже после, и он действительно во многом мне напомнил Прагу. Но Париж — особенный, всегда разный, он делится на четыре города: утренний, дневной, вечерний и ночной. Я там жил на окраине у знакомых, в районе Де-Жанвиль. И однажды, опоздав на электричку, пошел бродить по засыпающему Парижу. Незабываемые впечатления! — Вы упомянули еще Лондон. Что о нем можете сказать? — Честно признаюсь, я не умею расслабляться и бездельничать. И если отправляюсь куда-нибудь, то только в основном по работе. Но могу на несколько дней увеличить деловую поездку, чтобы вкусить прелести тамошней жизни и в полной мере ими насладиться. Например, в 1991 году, поехав на фестиваль в Эдинбург, я нашел возможность вырваться на полутора суток в Лондон. А так как по всему миру у меня разбросаны друзья-приятели, то они оказались и в этом славном городе. Более того, за довольно короткое время им удалось организовать для меня грандиозную культурную программу, которую, наверное, не всякий лондонец может себе позволить. Мы гуляли по паркам, устроили пикник на вершине, любуясь панорамным видом города, заглядывали на огонек к двум известным художникам, ездили в гости к адвокату в его роскошный особняк в дорогом районе, отрывались на дансингах в Сохо. Только ближе к концу моего стремительного путешествия друзья спохватились, что не показали мне основные достопримечательности. И мы ночью на огромной скорости проезжали мимо них — только успевай головой крутить по сторонам. Но я рад, что все было именно так. Ведь вся прелесть и состоит в оригинальном осмотре незнакомого города. — По нашей стране любите ездить? — Конечно, только не в походном варианте. Комары почему-то меня обожают, и подобный отдых вытерпеть могу не более суток. А излюбленнейшее место у нас — это, разумеется, Байкал. Дикая природа, полное выключение из социума. Еще, бесспорно, Питер. Странный, наводящий светлую печаль. Его я особенно люблю ранней и поздней осенью. Там за день можно пополниться недостающей энергией. Главное — соблюсти ритуал: как только нога ступит на землю этого легендарного города, надо пройти по правой стороне от площади Восстания в сторону Адмиралтейства, потом завернуть в арку Генштаба и увидеть Зимний дворец с Александрийским столпом. Все. Дальше волен двигаться в любом направлении, но этот проход по Невскому, по-моему, обязателен. — Создается впечатление, что в путешествиях для вас первостепенное значение имеет общение, знакомство с жителями. Это так? — Да. Встречаться с людьми, беседовать очень интересно. Лично у меня никогда и нигде не возникало межличностных конфликтов. Даже в Прибалтике я находил общий язык. За своего принимали. Прибалтика — это Европа. Хотя Рига, например, абсолютно русский город. Латвию я вообще объездил вдоль и поперек. Но больше все-таки тяготею к Литве, которая всегда спокойно и достойно сохраняла свою культуру. И там есть что посмотреть и в буржуазном Каунасе, и в демократичном Вильнюсе. — Как правило, вы лихорадочно насыщаетесь новыми впечатлениями или медленно их смакуете? — Скорее, второе. Люблю бродить в одиночестве, заходить, а не забегать вместе с гидом в соборы, музеи. В огромных галереях ведь ничего не поймешь, если заглянешь в них мимоходом. Уж лучше не тратить время зря. Меня привлекает основательный подход. Помню, как в Эрмитаж я ходил 12 дней подряд, как на работу. Ну а самым любимым своим музеем считаю Фрик-Коллекшн в Нью-Йорке. Пусть он бездарен с точки зрения расположения картин, зато они все подлинные и безумно дорогие. На осмотр этого богатства расходую обычно не более полутора часов, а в завершении посещает приятное чувство выполненного дела. Еще очень нравится Йельская галерея в Нью-Хейвене. Там фантастически подсвечены картины. — Предполагаю, будь вы миллионером, наверняка бы собирали живопись и антиквариат? — Не знаю. Возможно. Был момент, когда я понял страсть коллекционера, увидев подлинное «Ночное кафе» Ван Гога (известная картина, которую Сталин подарил Эйзенхауэру). Я вдруг мгновенно влюбился, простоял возле нее остолбенело минут 40. Жажда обладания захватила настолько, что хотел получить ее немедленно и повесить у себя дома. Крайне непривычное состояние. — А что же все-таки удается привезти из поездок? — Ну, что-нибудь необычное. Например, из Голландии притащил сыр, бросил в холодильник и забыл. Добрался до него лишь спустя два года, а он оказался совершенно свежайшим. Но на самом деле не вещи напоминают о стране, а впечатления. Поэтому чрезвычайно редко снимаюсь и фотографируюсь. Считаю, что желание запечатлеть себя на фоне достопримечательности мешает полноте ощущений. Порой даже в манию превращается: человек получает удовольствие не в эту минуту, а только когда разложит снимки в альбоме и продемонстрирует знакомым, силясь вспомнить свои ощущения. Мне гораздо важнее быть здесь и сейчас. — Передвигаться на каком виде транспорта предпочитаете? — На самолете. На поезде и теплоходе также неплохо, но для меня слишком долго. — Насколько вас занимает архитектура? — Очень сильно. Ведь ты принимаешь город или нет в зависимости от того, как он воздействует на твое зрительное восприятие. Вот почему мне претит пляжная расслабленность, даже загаром не заманишь — южные постройки везде одинаковы. Сплошная арабская бетонная архитектура. Допустим, в Израиле лишь Иерусалим имеет свое лицо, потому что Тель-Авив — это Сочи. Полагаю, что уж если отправляться на море, то только чтобы плавать часами и дайвингом заниматься. — Вам обязателен активный отдых? — Вне сомнения. И еще стараюсь максимально вписаться в среду обитания, прочувствовать, как и чем живут окружающие, наблюдать за происходящим. Если бы у меня было много денег, скорее всего я бы их потратил на всяческие турне, отложив работу где-то на полгодика. Наверное, это классно — мотаться в Альпы на выходные, чтобы покататься на горных лыжах… — Остается ли у вас в сознании какая-то определенная картинка тех стран, где уже побывали, которая тут же всплывает в памяти, стоит вам о них упомянуть? — Конечно. Но еще крайне важно найти в каждом городе свою точку — место, куда хочется вернуться. Например, в Риге, в стороне от Домской площади, в уютном тупичке, есть маленькое кафе «Розамунда», которое держит немец. Там угощают очень вкусной балтийской селедкой и качественным пивом, а по вечерам играют пианист и смешной лопоухий кларнетист. Когда я приезжаю в Ригу, всегда туда захожу. И так везде — нужно искать свое. Это может быть какой-то дом, узкая улочка, широкая набережная, да все что угодно. И это место выбираешь без суеты, интуитивно. Елена ГРИБКОВА специально для журнала «Туризм и отдых»
Татьяна: Эксклюзивное интервью порталу ruskino.ru
Татьяна: Сергей Чонишвили: «Мне нравится ставить над собой эксперименты» Известного актера Сергея Чонишвили с книгами связывает сразу несколько тем. Во-первых, не перечесть всех экранизаций, в которых он сыграл – как на сцене, так и в кино. Во-вторых, он сам – автор двух книг: «Незначительные изменения» и «Человек-поезд» (последняя вышла совсем недавно в издательстве «Центрполиграф»). В-третьих, голос Сергея Чонишвили – это совершенно отдельный актер. Его можно услышать не только за кадром многих документальных фильмов, но и на компакт-дисках с аудиоспектаклем по книге Билла Бонанно «Сплоченные честью»... – Какая из этих тем вам самому ближе и приятней? – Я люблю жить в комплексе, потому что если ты занимаешься чем-то одним, рано или поздно это тебе или надоест, или ты дойдешь до каких-то финальных точек и остановишься в своем развитии. А вот когда ты не просто разбрасываешься по каким-то кирпичикам на стене, а все они существуют в одной плоскости, то тогда один род твоей деятельности дополняет и обогащает другой. Я хочу работать актером, я хочу писать книжки, я хочу озвучивать разные программы. Мне нравится кидать себя в самые разные крайности, мне нравится ставить над собой эксперименты. Очень важно, чтобы человек все время чувствовал, что он может сделать даже то, о чем он даже не подозревал. Но, конечно, в идеале, если бы у меня был другой склад характера, я бы занимался исключительно созданием кино на бумаге. Именно так я отношусь к своей литературе – я снимаю кино без актеров, без бюджета, без сложной техники и, самое главное, без определенных сроков. – То есть вы в первую очередь считаете себя автором? – Нет! На самом деле я всего лишь человек, который пытается найти какой-то точный угол, под которым нужно существовать в этом обществе, который пытается гармонично прожить тот период, который ему отведен... – Насколько автобиографична ваша книга «Человек-поезд»? – Если говорить эпатажно, то Чонишвили там в каждой строчке! Ну, а если более конкретно, то персонаж, который ассоциируется с поездом ЭТ 2Л, с точки зрения структуры ко мне ближе всего, хотя во мне есть и все остальные персонажи. А вообще правды там примерно процентов десять. В моей первой книге правды было процентов двадцать пять. Фрэнсис Скотт Фицджеральд после того, как написал «По эту сторону рая», сказал: «Ну, вот про себя я написал, теперь можно писать про других людей». Чтобы такого прямого позиционирования не происходило, я свою третью книжку называю «Антология неприятностей Антона Вернера». Хотя книга эта пишется от первого лица... Я всегда пишу о том, что я знаю. Иногда ведь бывают ситуации, когда поговоришь с человеком минут сорок и уже все о нем знаешь, несмотря на то что он тебе практически ничего конкретного не рассказал. Почему это происходит? Потому что можно слушать, а можно слышать. Если ты человека слышишь, то ты уже можешь рассказывать про него какие-то истории, несмотря на то что ты их не знаешь, но одна из четырех-пяти обязательно окажется подлинной... – Ваши книги – достаточно сложная проза. «Человек-поезд» посвящен Ромену Гари... – Ромена Гари я считаю лучшим писателем ХХ века. Человек, который дважды получил Гонкуровскую премию! Он был старым, его начали забывать, но он поменял стилистику и вновь нашел небывалый отклик у читателей. Для меня он – литературный родственник. Мы – люди, живущие в одной плоскости, с одними зарядами... Впервые я его открыл как Ажара. Я прочитал его книгу «Вся жизнь впереди», изданную в «Библиотеке “Иностранной литературы”», – маленькую такую... Потом я сказал своим друзьям-французам, что мой любимый писатель – это Ажар. А они мне в ответ: «Да, мы все тоже любим Гари». Так я узнал эту замечательную историю с псевдонимом и повторным получением Гонкуровской премии... – Насколько близки по мироощущению профессии актера и писателя? Ведь и тот, и другой должны вживаться в чужие судьбы... – Конечно, они очень близки. Разница только в том, что актер ведь, как правило, говорит чужой текст, а писатель – свой... – И все различия? – Для меня – да. – А ваша актерская деятельность как-то обогащает ваше писательское творчество и наоборот? – Писать-то я начал раньше, чем стал актером... К тому же в сочинении каких-то историй для меня есть определенный психотерапевтический ход. Для меня как для актера всегда очень важна литературная основа, мне очень часто приходилось отказываться от какой-то актерской работы, по одной лишь причине – мне не нравилась эта литература. Сценарий – это не суррогат, это не поделка, которую можно потом доделать. Сценарий – это все-таки предмет литературы. Хорошее российское кино всегда снималось по хорошей литературе. Я имею в виду не только фильмы, в основе которых лежат Федор Михайлович Достоевский или Антон Павлович Чехов, но и картины, которые снимали режиссеры по своим собственным сценариям... – Какой, по-вашему, самый интересный с литературной точки зрения сценарий? – В первую очередь приходит на ум ставшая уже классикой «Застава Ильича» Марлена Мартыновича Хуциева. А из картин, которые мне пришлось посмотреть недавно, – это «Человек, сошедший с поезда» Патриса Леконта с Джонни Холлидэем и Жаном Рошфором. В этих фильмах диалоги имеют самостоятельное литературное значение – их хочется слушать. – А из картин, в которых вам пришлось работать? – С точки зрения литературы, пожалуй, интереснее всего было работать с Сашей Басовым над фильмом «Псих и Мелочевка». Ну, еще, пожалуй, с ним же над картиной «Мой бедный Пьеро», только это был кусок, вытащенный из большого сценария, – у нас было только две части, двадцать минут... – Есть ли произведение, в экранизации которого вы мечтаете сыграть? – Только давайте говорить о мечтах, которые уже не состоялись. Потому что, если ты начинаешь говорить о том, что еще и могло бы сбыться, то вот теперь-то оно уже точно не сбудется... Для меня уже навсегда ушел материал Ганина из набоковской «Машеньки» – потому что ему должно быть меньше тридцати, а мне уже почти сорок. Можно, конечно, набраться наглости и сыграть эту роль, но это уже получится совсем другое кино. Как будто играет совсем другой человек... – Алексей Герман взял на роль Руматы в «Трудно быть богом» Леонида Ярмольника, хотя он намного старше персонажа... – Герман снимает авторское кино. Более того, можно сказать, что Герман вообще не живет в современном мире. Он – абсолютно свободный художник. И повесть Стругацких тут – всего лишь повод для авторской работы. Как «Пикник на обочине» только дал толчок для «Сталкера». – До какой степени режиссер, снимающий экранизацию, может чувствовать себя свободным от авторского текста? – Для меня любая литература – это всего лишь материал. Если ты держишься буквы автора, то рискуешь получить «картинки с выставки», то есть иллюстрацию. Невозможно поставить, скажем, «Бесов» Достоевского. Только если вытащить из них одну какую-нибудь тему. Или у тебя получится поверхностное произведение, или какой-то дайджест. А спектакль, который играют вдвоем Юрий Авшаров с Татьяной Лебедьковой, – это всего лишь линия родителя Ставрогина, но в нем есть дух Достоевского, дух его «Бесов». И при всем при том, это замечательное зрелище, хоть и поставлено с минимумом антуража. Все-таки проза и сценарий делаются по разным законам. Если писатель бьется за каждую букву своего литературного произведения, то он никогда не сможет хорошо перенести его на сцену или в кино. – Много споров было об экранизации повести Бориса Акунина «Азазель», в которой вы участвовали... – Я очень люблю писателя Чхартишвили, мне очень нравится вся эта мистификация с «Б.Акуниным», и я рад, что этот брэнд работает. Больше всего мне нравится книжка «Смерть Ахиллеса». Но главная проблема фильма «Азазель» в том, что Григорий Шалвович сам писал сценарий, и у него получились эти самые «картинки с выставки». А поскольку фильм еще и перемонтировали четыре человека, потому что все якобы знают, как делать кино... Вот мы и имеем продукт, далекий от совершенства, хотя он мог бы быть намного лучше. – Но все-таки граф Зуров был хорош... – Вы еще не видели «Турецкого гамбита», который снял Джаник Файзиев, там другой Зуров. Вы не видели «Статского советника», которого сейчас снимает Филипп Янковский. И там, и там – разное прочтение Акунина... – То есть преемственности нет никакой? – Наоборот, установка на то, чтобы все лица были новые. Бедный Филипп не смог взять к себе в картину Олега Басилашвили, именно из-за того, что он уже сыграл в «Азазеле»... – Еще одна тема, которую хотелось бы затронуть, – звуковая книга. Вы ведь актер, который умеет отлично играть не только лицом, но и голосом... – Самая моя любимая на сегодняшний день работа – это то, что меня связывает со студией Виталия Манского «Дзига Вертов и компания». Они делают серию исторических детективов, построенных на хронике, а я ее озвучиваю. И голос там – это некий цемент, который связывает те кадры, которые предлагаются с экрана. И это серьезная актерская работа. Ведь «голос Капеляна за кадром» – это полноценный персонаж сериала «Семнадцать мгновений весны». – А как вы работали над воспоминаниями американского мафиозо Билла Бонанно? – Работа шла замечательно. Мне сделали предложение, и я сразу же согласился. Меня спросили, сколько смен заказать, я получил от них 50 страниц текста и сказал, что хватит одной. Я предложил такой художественный ход: это некий документал, человек сидит вот так же, как я сейчас, перед микрофоном и дает интервью, поэтому иногда позволительны какие-то нелогичные интонации и акценты. Это должен быть такой энергичный монолог человека, глядящего в глаза своему собеседнику и в диктофон. Меня поддержали, но там оказалось не 50 страниц, а в два раза больше, но мы все равно записали все за восемь часов с пятью перекурами. – Легко было «вживаться» в роль мафиозо? – Я не отношусь к «вживанию в роль» как к такому уж тяжелому процессу... Однажды в гримерку к Олегу Павловичу Табакову, игравшему во МХАТе Сальери, пришли брать интервью. Он начал рассказывать какую-то историю: «И вот один наш артист...» Тут он извиняется и уходит минут на пятнадцать. В это время он выходит на сцену играет финал первого акта, произносит большой и сложный монолог, обращенный к Богу. После чего он возвращается к журналистам и продолжает: «...выходит из-за кулис». Вот и я за такой способ работы – можно рассказать анекдот, а потом отвернуться, нажать у себя какую-то кнопку и начать рыдать... Вот меня часто спрашивают, как на вас повлияли «Бивис и Баттхед»? А никак – я приходил, отрабатывал и уходил... – И этот мультфильм тоже вы озвучивали? – Да. Причем всех персонажей... – Как же вы все успеваете? – Просто нужно очень мало спать! У меня почти год назад в холодильнике сломалась морозилка, и я так и живу без нее, потому что мне жалко тратить день на то, чтобы ждать мастера... Беседовал Андрей Щербак-Жуков www.knigoboz.ru
Натали_из_Лондона: интересное у него восприятие актерской и писательсткой стези... вроде получается, что разницы совсем нет... а по поводу Бивиса и Бадхета... как будто оправдывается.. хотя думается мне, что это не ему надо оправдываться, а тем, кто поставил актеров в то положение, что им приходится озвучивать подобную гадость
Татьяна: Натали_из_Лондона пишет: интересное у него восприятие актерской и писательсткой стези... вроде получается, что разницы совсем нет... Ну...а если и то и другое нравится и приносит удовольствие?...любимая работа...хобби. Натали_из_Лондона пишет: а по поводу Бивиса и Бадхета... как будто оправдывается.. хотя думается мне, что это не ему надо оправдываться, а тем, кто поставил актеров в то положение, что им приходится озвучивать подобную гадость Я даже не знаю о чем речь... Наверное, мне повезло
Натали_из_Лондона: Татьяна да, повезло и сильно((( потому как когда росла я, было поколение, на этой гадости выращенное... и не думаю, что подобную работу можно занести себе в актив, только если в актив финансовый
Татьяна: Персона Сергей Чонишвили, актер – Вы являетесь носителем известной актерской фамилии Ножери Чонишвили, чье имя носит Омский дом актера, но ведь в Вашей семье были и другие актерские фамилии. Расскажите, пожалуйста, о них подробнее. – Начнем с того, что у меня мама, Валерия Ивановна Прокоп (Алексеева) – замечательная артистка, лауреат государственной премии им. Станиславского и заслуженная артистка России. Будем говорить так, что она – одна из ведущих актрис Омского драматического театра, в котором работает с 1968 года. Человек, который, к сожалению, не реализовал до конца свои возможности, потому что мимо нее прошел кинематограф, хотя, может быть, жизнь ее однажды могла измениться, потому что она была одной из лучших кандидатур на роль Наташи Ростовой в "Войне и мире". В то время мама только начинала свою театральную деятельность, и ее не отпустили. Она до сих пор работает, и в прошлом году выпустила прекрасный спектакль "Полковнику никто не пишет". Говоря о своей маме, хочется акцентировать внимание на том, что она со мной по своим художественным вкусам совпадает стопроцентно, то есть я ей доверяю во многих вещах. Если мне что-то не нравится, то я знаю, что ей это тоже скорее всего не понравится, она довольно критично относится к тому, что я делаю, если рассматривать это с профессиональной точки зрения, но всегда готова помочь конкретными советами. Мой отчим Алексеев Валерий Иванович, народный артист России, ведущий артист Омского драматического театра (у меня все близкие связаны с театром). До этого он работал в Иркутске и очень успешно решил однажды поменять свою жизнь, переехал в Омск. В этом году не очень большим тиражом вышла замечательная книжка о нем. Он замечательный артист, много играет, преподает в Омском лицее, пытается ставить спектакли, причем очень давно. Человек, мимо которого, к сожалению, тоже прошел кинематограф. Это, наверное, несчастье хороших провинциальных театров, которые имеют в наборе замечательных артистов. А у меня с выбором профессии не было никакой проблемы. Со мной проводили огромное количество бесед о том, какая вообще ужасная профессия – артист. Что это неблагодарная работа, как все плохо финансово, как плохо для нервной системы, но я твердо стоял на своем. – Создается впечатление безоблачного течения Вашей профессиональной жизни. Ваше поступление в Щукинское училище, работа в Ленкоме, в Табакерке, занятость в спектаклях, на телевидении… Неужели все так гладко? – На самом деле стремительными были только две вещи: поступление в Щукинское, несмотря на то, что я думал, что не поступлю с первого раза; и второе то, что я попал в Ленком, но не просто на массовку, а на конкретную работу со словами, потому что с 1986 года я играл в "Жестокий играх", танцевал в "Звезде и Смерти Хоакина Мурьеты", в "Юноне и Авось" и помимо этого еще несколько вводов, но на этом все и закончилось. Через год работы в театре я ушел в армию. Через полтора года вернулся и начал репетировать Глумова в "Мудреце". Но оказался в проигрыше, потому что с роли меня сняли. Далее сложный многолетний период: я даже собирался поменять профессию, но в 1993 году вышел антрепризный спектакль"Игра в жмурики", причем в тот момент это называлось Независимым театральным проектом, который ныне здравствует и процветает. Проект был создан специально под нас... Собрались однажды 3 идиота: 2 артиста и режиссер, поставили пьесу на два лица с внутренним драматизмом и шокирующими фразами, поскольку присутствовала ненормативная лексика. Тогда это казалось чем-то глобальным. Для меня же стало возвращением в профессию, потому что в тот период не было ни денег, ни перспектив, ни работы, и вообще не было понятно, почему я этим занимаюсь. Выяснилось, что проект дееспособен, более того, мы пошли по пути того, что сначала сделали продукт, а потом продали, продали тем прокатчикам, которые не стали делать из спектакля "Чес". Просто мы стабильно играли 3 спектакля в месяц и все. Не было длительных гастролей. Проект существует до сих пор. После первого партнера, который проработал со мной год, Андрея Соколова, у меня сменилось еще 2 партнера, то есть я играю сейчас и с Олегом Фоминым и с Димой Марьяновым. Как видите, проект жив. После, в течение полутора лет снимался в "Петербургских тайнах". С 1995 г. до 2000 г. было временное затишье. И только в прошлом году вернулся на съемочную площадку. – А в "Петербургские тайны" тоже случайно попали? – Случайно. Я пришел попробоваться. Второй блок уже был готов, ну и сказали, что этот парень – ничего. Вообще жизнь полна случайностей. То же самое произошло с рекламным бизнесом, потому что моя приятельница начала работать на Радио "Maximum"( это было в 1993 году) и, естественно, позвонила всем своим друзьям, которые владели "разговорным жанром". Я пришелся ко двору и отработал там почти 2 года. У нас была очень хорошая команда, и мы писали не только для радио, но иногда и для телевидения. – Далеко не всем актерам удается сыграть роль Ноздрева, Вам это явно удалось в "Мистификации". Ваш современный Ноздрев рожден плодом Вашей фантазии или существует реальный прототип? – Реального прототипа не было. Скажу еще такую вещь: Ноздрев – моя первая премьера в театре Ленком со словами, несмотря на то, что я там работаю с 1986 года. А как все произошло… Была пьеса "Мой брат Чичиков" Нины Садур, которую мы начали репетировать в 1995 году, потом в один прекрасный момент Марк Анатольевич Захаров переписал часть сцен и… скажем так, все встало на свои места. А задача-то была не осовременить моего героя, а сделать отличным от того, что делали до этого, но это не была самоцель. В данном случае для меня существует одна фраза, на которой все держится: "Я хочу, чтобы у тебя музыка была. Вот кругом война, а у тебя одного – музыка". – При Вашей занятости в театре Вы успевали работать и на телевидении. Как Вам это удается? – Понятие занятости будет существовать всегда. Можно говорить очень много о тех людях, которые до сих пор задействованы в спектаклях, и выхода никакого нет. Другое дело, что сейчас те ребята, которые приходят, уже понимают, что нельзя выжить на одном театре. Романтизм уходит, и люди осознают, что существует реальность. Но относиться к театру нужно серьезно. Проблема в том, что, играя в свое время 32 спектакля в месяц и не имея возможности сниматься, я пытался найти профессиональный выход. Потому что ты можешь "выносить" на сцену алебарду до определенного возраста, пока у тебя хватает сил, потом ты становишься старым и никому не нужным. В данном случае мой приход на телевидение произошел благодаря тому, что я уже в то время работал с микрофоном. Это уже несколько другая профессия, которую невозможно получить теоретическим способом, только практикой. И, к сожалению, на сегодняшний день все равно нет института, который обучает этому в нужной степени, то есть выдает какие-то первоначальные навыки - это все равно, что рассказать на пальцах о том, как играть на сцене. Только выходя на сцену можно добиться какого-то профессионализма. И в определенный момент количество превращается в качество, если ты не просто выходишь, а со знанием дела выходишь, ставя определенные задачи. В данном случае меня уберег Господь от того, что я не теряю связь с театром, мне не хочется ее терять и не нужно. – Некоторые представители актерской профессии считают, что работа в репертуарном театре не дает актеру полного творческого удовлетворения из-за ограниченности выбора ролей и низкого уровня зарплаты... – В любом случае, так о репертуарном театре могут говорить люди, у которых не сложилась жизнь на этом поприще или те люди, которые объективно могут говорить об этом без тени сожаления и продолжать работать в репертуарном театре. Потому что театр вообще – это организация, которая внутренне стабилизирует, которая является основной, потому что кино дезорганизует. Эта работа временная: сегодня есть – завтра нет. В театр ты все равно приходишь, и в театре ты все равно работаешь. Другое дело, что невозможно, находясь в первой пятерке, получать адекватное количество работ, но для этого существуют компромиссы, для этого существуют другие театры, в которые можно приходить на какую-то работу, существует опять же кинематограф, антрепризы. Я не говорю о "шлаковом потоке" антреприз, а имею в виду хорошие антрепризы. Существуют проекты, которые делаются на телевидении, существует индивидуальное творчество и т. д. Все зависит от того, как у тебя складывается жизнь. И задача в том, чтобы рассчитать свои силы, возможности, время, желание, потому что театр вообще – это предприятие убыточное, оно не может существовать вне спонсорских влияний. – Скажите, в "Петербургских тайнах" по сюжету видно, что князь Шадурский – мерзавец, но почему обаятельный? – Во-первых, одноплановых героев играть скучно. Что значит "плохой" человек или "хороший"? Для кого-то он плохой, для кого-то хороший. В данном случае я могу много приятного сказать об этом человеке, потому что, во-первых, это моя работа, которую я для себя должен был сделать, то есть вжиться в образ моего героя, донести до зрителя. Думаю, что человек, который будет играть Гитлера все равно попытается найти какие-то вещи, которые его тронут в этом человеке. Нельзя работать с ощущением отторжения. Мой герой, князь Шадурский, человек образованный, имеет абсолютно точную жизненную позицию. Для него существуют понятия чести и семьи, в данном случае, можно крутить все, что угодно по желанию своего собственного "я", но когда затрагивается честь семьи, естественно, пытается всячески поднять именно Шадурских. – Ходят слухи, что скоро мы увидим Вас в очередном сериале. Так ли это? – Да. Во-первых, это будут "Семейные тайны" по РТР, снятые Еленой Цыплаковой. Замечательная женщина-режиссер, человек со своим видением и вкусом. А по ОРТ покажут "Пятый угол", 10-серийный проект Сергея Газарова, где я задействован в двух первых сериях. И там же на ОРТ – 5-серийный фильм Александра Адабашьяна "Азазель" по Б. Акунину. По Ren-tv будет идти картина "Nex" Олега Фомина, где я играю совсем отрицательного персонажа. А в ноябре-декабре должна выйти на экран картина "Иван-дурак" Александра Дулерайна и Сергея Корягина, которую сняли больше года назад. Это наш вариант "Догмы", несмотря на то, что по жанру – панк-сказка. Там я играю лейтенанта милиции. На эту тему могу говорить долго, потому что, наверное, подобного аналога в мире пока не было. Дело в том, что по ходу всей истории происходит масштабная битва вселенского добра со вселенским злом, но поскольку снять без двух или трех миллионов долларов эту сцену невозможно, то просто взяли и посадили двух персонажей, один говорит монологом, другой слушает. Я, как очевидец, рассказываю эту историю в 2,5-3 миллиона долларов (смеется), такого аналога я еще не знаю. Самая дорогая сцена (смеется). Может быть, я приуменьшаю стоимость этого эпизода. – А там Вы опять отрицательную роль играете или…? – Я там играю исключительно положительную роль. – Какое Ваше отношение к сериалам в целом, как профессионального актера и как человека? – Скажу честно: я благодарен трем уже немолодым людям, которые за 3,5 копейки сделали очень дорогую и очень точную историю, связанную с "Петербургскими тайнами". И еще в 1995 году я ходил и орал, что нужно делать хорошие и доброкачественные сериалы. Почему это не было услышано? Я, конечно, понимаю, почему это не услышали, не хочу брать на себя роль миссионера, который говорит, что надо делать так, а не иначе, но это было понятно. Проще, естественно, было закупать что-то. Поскольку у нас у руля всегда стоят люди, которые с трудом доходят до правильного решения, не говоря уже обо всех остальных. Сложилась такая ситуация, что в этом году начали снимать большое количество сериалов, и осенью будет такой бум, который мог произойти еще в 1995 году. Проще купить дешевую китайскую одежду и продавать ее на рынках, чем построить завод по производству собственной одежды и делать ее качественной и конкурентно-способной, потому что это деньги, которые не возвращаются сразу. Есть так называемый бизнес, который происходил в России до 1993 года, он в основном, стопроцентно был положен на то, что сегодня, вложив 10 рублей, завтра можешь получить 100. Потом появились люди, которые поняли, что надо сегодня вложить 10, чтобы послезавтра получить 50, потом появились люди, которые поняли, что для того, чтобы получить прибыль, надо сначала вложить и отбить ее. На это нужен год, а то и два-три. Сейчас пришло такое время, хотя мы и так семимильными шагами двигаемся к нормальному рынку, но в любом случае телевидение – это бизнес, производство, это не театр, хотя театр – это тоже иногда бизнес, но театр не привлекает людей, которые называют себя бизнесменами. Поэтому, к счастью, он не становится абсолютно коммерческим, хотя есть определенные театры, которые до кончиков волос коммерческие, но… не будем называть… Люди перестали просиживать штаны и бегать в поисках хлеба насущного, стали работать, и стали работать по профессии, стали работать много. И самое главное, что количество все равно перерастает в качество. Я думаю, что осенью выйдет определенное число недоброкачественных подделок, но будут и очень хорошо сделанные фильмы. И самое главное, что это все окупается, своя продукция, она имеет цену, она гораздо важнее и мудрее. Почему был такой бум (возвращаюсь снова к "Петербургским тайнам") - потому что есть история про русских людей. Можно, конечно, смотреть про Хосе Игнасио или про рабыню Изауру, но стоя перед выбором между рабыней Изаурой и какой-нибудь дворовой девочкой Машей, живущей в конце XVIII века, зритель будет смотреть про дворовую девочку Машу, потому что она ближе, дороже, понятнее. – А почему с таким интересом люди смотрят, например, "Санту-Барбару?" – Хочется посмотреть на красивую жизнь. Поэтому "Семейные тайны" – история про богатую семью, про нашу, но про богатую. Никита Михалков в свое время в 1991 году выступая в Праге, произнес замечательную фразу. В то время был бум документального кино, и кто-то его спросил: "Что Вы будете снимать?" Ответ последовал сразу: "То, про что я люблю, чтобы через то, что я люблю, люди понимали, что я не люблю". Грубо говоря, нет ничего проще, чем поставить камеру на улице и снимать наших бомжей, а лучше всего поехать в Подмосковье, где люди нищенствуют, и снять такую историю, показывая, как все плохо. Кино – это великая иллюзия, которой нужно правильно пользоваться, потому что, когда в свое время строилась Америка после кризиса, люди смотрели кино. У них была работа и кино, благодаря которому создавалась иллюзия и возникало желание жить, потому что если говорить о том, что все вокруг плохо, то жить действительно не захочется. Это определенное кодирование. Люди ищут национальную идею, а она, на самом деле, очень проста. Я не могу ее сформулировать, но формулировка довольно проста. Нужно просто заставить народ поверить в собственные возможности, не говорить исключительно об исторической ценности, это все ерунда. Академика Лихачева долго спрашивали, что ближе России – Азия или Европа. Исторически так сложилось, что нам ближе Европа, но граничим с Азией, поэтому мы Европейская Азия или Азиатская Европа, но все равно принадлежим к Европе. Наше государство было создано людьми, которые так или иначе принадлежат к Европе. Другое дело, что у нас всегда и во всем крайности. Не надо ориентироваться только на прошлое, и говорить о том, что у России особый ход в истории. У нас есть своя ниша в огромном человеческом сообществе. И вот если мы избавимся от всех шовинистских настроений, если не будем вывозить капитал, а наоборот постараемся вкладывать его здесь же, если мы попытаемся делать жизнь людей лучше и займемся долгосрочными проектами, тогда у нас вся жизнь будет замечательной. – Вы оптимист? – Я оптимист, потому что, во-первых, я увидел, что у нас произошло за последние 10 лет, я говорю в масштабах страны, а не только с точки зрения человека, живущего в Москве. Оптимизм – это двигатель, потому что, если не смотреть на будущее с оптимизмом, можно уже сейчас пойти и лечь на кладбище. Нужно не сидеть и переживать, а ехать и добиваться другой жизни для себя. – Развивая тему телевидения… Два года назад в одном из интервью Вы сказали, что желали бы сыграть Макбета. На сегодняшний день это желание не пропало? – Это проект под названием "Крамола", который был написан в 1991 году и существует по сегодняшний день, но пока только на бумаге. Александр Басов, замечательный режиссер, 10 лет работает над ним. На сегодняшний день этот проект стоит огромных денег, потому что это "Макбет", перенесенный на русскую почву. Это 50 лет одного из замечательных периодов Руси, когда была совершенно особая ситуация: люди вписывались в природу, они таким образом пытались достичь особой гармонии между человеком и природой. Это очень дорогой проект, поскольку нужно очень много строить, много шить, полностью восстанавливать всю историю, быт, который там был. А делать надо либо хорошо, либо оставить это красивой идеей. Скажу честно: идея сыграть Макбета присутствует, но в данном проекте это невозможно. Макбета, если и сыграют когда-нибудь, то это будет какая-нибудь зарубежная звезда, под которую дадут десятки миллионов. Проект будет тогда рассчитан точно 50/50: как на внутренний прокат, так и на представление нашей страны за рубежом, где не знают о существовании великих русских князей. – Идя по остальным сферам телевидения, мы Вас знаем еще и как первого поручика Ржевского в известных рекламных роликах. Чем отличается работа актера над образом персонажа телевизионного сериала и костюмного героя рекламного ролика? – Это невозможно объяснить, равно как и невозможно объяснить также, как рождается спектакль, как рождается киногерой, как рождается герой сериала. Просто разные задачи. В сериале основная задача – увлечь зрителей. В сериале нельзя сыграть Гамлета, потому что, если человек играет Гамлета в сериале, это означает, что у него не все в порядке с головой или не все в порядке с профессией. Есть свои законы. В данном случае можно сказать несколько слов по поводу Ноздрева. Ведь не вызывает раздражение существование Ноздрева, у людей, которые скрупулезно придерживаются образа классического персонажа, то есть, если это Ноздрев, то это обязательно должны быть бакенбарды и т. д. Но нет ощущения, что это исключительно современный человек, который просто вылез на театральную площадку. Несмотря на то, что у нас довольно современный спектакль. Это то же самое, что меня радует в поручике Ржевском, который рекламировал пиво. Это и не поручик Ржевский, а некий персонаж по фамилии Ржевский. – А как Вы вообще относитесь к рекламе? – Начнем с того, что это нужно. Когда мне начинают говорить о том, что это все ужасно, я соглашаюсь. Конечно, очень много непрофессиональной рекламы. Но без рекламы нельзя. Если мы уберем рекламу, то у нас будут бедные интерьеры, у нас будут непрофессиональные ведущие и т. д. У нас не было бы многого того, что в прошлом мы не могли бы себе представить в самых смелых снах. И естественно, что при определенном объеме существует много лишнего, но шедевры ведь не рождаются каждый день. Если взять кинематограф вообще, то хороших картин не так много. Чтобы сделать одну хорошую картину, нужно снять 10 средних и, может быть, еще 10 плохих. Не каждый день рождаются Бертолуччи и Висконти. В период конфликта на НТВ меня безумно удивляла одна странная позиция: мы за свободу слова боремся и поэтому показываем только коридоры и новости, но почему-то после новостей идет 10-минутный рекламный блок. Так и хочется сказать: ребята, верните деньги, если вы такие принципиальные, не ставьте рекламу. У вас рекламный блок стал стоить в три раза дороже. Во-вторых, если вы так боретесь за свободу слова, что же вы лишаете своих же коллег с НТВ куска хлеба. И слыша о том, что свободу слова несут только Гусинский и Киселев, становится сразу грустно - значит все остальные не несут, значит я тоже полное дерьмо, я тогда тоже не несу никакой свободы слова, но это, наверное не так. И в искренности моей можно быть уверенным, так как я совершенно не ангажирован современной властью. Больше всего в жизни я ненавижу шовинистов, скажу честно, в любой области должен быть момент определенного сарказма по отношению к самому себе и должен быть момент здоровой критики к тому, что происходит. – Как получилось, что Вы, яркий и характерный актер, стали озвучивать общепризнанных международных "придурков" Бивеса и Батхеда на МTV? – Это была просто работа. Позвонили и спросили: не хочу ли я попробовать себя в этом качестве. У меня получилось. Не буду, конечно, скрывать, определенные денежные купюры я от этого получаю, вернее получал. В 1998 году я их начал озвучивать, а в 1999 уже закончил. – Вы не видели этот мультфильм? – Нет, до этого не видел. С точки зрения профессионализма это интересная работа: персонажей много, а ты один. А плохо это или хорошо… Я всегда говорю: "Найдите альтернативу". Мы ругаем на сегодняшний день кино класса "В" (американские боевики), но тем не менее сами снимаем 98% фильмов класса "В", а то и "С". Практически в каждом сценарии за последние три года неотъемлемым атрибутом являлись джипы, проститутки, братки, и на этом дело заканчивалось. Всегда можно было по машине, на которой главный герой несется по ночной Москве, определить бюджет картины. Если человек едет на белом "Мерседесе", то деньги есть, если это "Фольксваген", то денег, может быть, не очень много, если он едет на белой "Волге", то, скорее всего, она принадлежит директору, а если на "Жигулях", то денег нет, и эти "Жигули", возможно, взяты у какой-нибудь организации, которая решила: мол, ладно, пусть разбивают машину. – В последние годы стало нормальным явлением присутствие ненормативной лексики в произведениях искусства, на сцене, на телевидении и даже в журналистике. Являясь представителем интеллигентной профессии, как Вы сами относитесь к этому явлению? – Хороший вопрос. Начнем с того, что ненормативная лексика в этой стране существовала всегда, достаточно вспомнить Ф. М. Достоевского, достаточно вспомнить, что на ненормативной лексике говорили люди Петровской эпохи, и это было нормой. Там, где она произносится не к месту, вызывает у меня резкое отторжение. В свое время Александр Исаевич Солженицын боялся, что когда он выйдет на свободу, то будет говорить на другом языке, но оказалось, что на лагерном языке говорит вся страна. С другой стороны, З. Фрейд говорил, что человек, который первый изобрел нецензурную лексику, двинул человечество по пути прогресса, потому что вместо того, чтобы брать дубину и пробивать голову, можно сбросить свою эмоциональность элементарным словом. В- третьих, к сожалению, это наша реальность, и наша задача не усугублять эту реальность. Я не могу, допустим, писать историю про двух ассенизаторов без того, чтобы там не появлялись определенные слова, иначе это уже не будет историей про ассенизаторов. Более того, если профессор филологии выливает себе на ногу ведро горячей воды, то в этот момент он не скажет: "Надо же, как я неловко вылил себе на ногу ведро горячей воды". Меня больше раздражает не ненормативная лексика, которая существует, а косноязычное словоблудие людей, работающих в основном на радио и телевидении. – Возвращаясь к Бивесу и Батхеду. В одном из интервью Вы назвали их сложными... – Да, конечно. – В чем проявляется их сложность? – Это ребята, у которых есть конкретная задача, но идут к ней они всегда сложным путем: постричь друг друга – это сложно, сложно придумать, как волосы отрастают, сложно убить муху молотком... – Есть ли моменты, в которых Вы были с ними согласны? – Я не хочу преувеличивать роль Бивеса и Батхеда в моей жизни. Это всего лишь комический вариант моей работы, который для меня приятен и замечателен тем, что я сам себе хозяин. Это пласт современной культуры, который был для меня закрыт, если бы я не работал на MTV, потому что я не смотрю телевизор. Все новости узнаю на работе. Если я что-то смотрю, то это кино, причем смотрю его ночью. Если у меня есть свободное время общаюсь с людьми, пишу. У меня приоритетов не так много, но тупо уставиться в коробочку я не могу и у меня это не получится. Сейчас возникло поколение, которое не знает, как зовут Ленина, но, может быть, это и не так плохо. Пройдет время, и придет другое поколение, которое меньше всего хочет заниматься политическими разборками. В данном случае эти два идиота хороши тем, что они настолько тупы, что обычный человек чувствует себя умнее. – Давайте представим, что эти придурки комментируют нечто классическое, например, Ваш любимый джаз… – Они комментировали Тома Уэйтса, которого я очень люблю. Вопрос же заключается в том, как комментировали. Скажу, что был такой замечательный театральный критик Кеннет Тайнен, человек, который ругал все, мог все красиво свести в самый низ, вплоть до Федерико Феллини. Это не было унижением ради унижения, это не было поливанием грязью ради поливания грязью. Когда мы играли "Юнону и Авось" в 1991 году в Америке, то вышла статья одного известного критика, не помню его фамилию, но это была статья на страницу, где он раскритиковал нас и наш спектакль. И сделал это грамотно. Когда мне перевели статью, я понял, что это действительно хорошо, хотя в статье от нас камня на камне не оставил. Но возникает интерес: а как же это на самом деле, если тому, как это плохо, посвящена целая страница. – Мы знаем, что Вы на сцене можете быть героем-любовником, хамом, очаровательным мерзавцем, Ваш голос принадлежит этим придуркам. А кто на самом деле Сергей Чонишвили? – Человек, который не умеет отдыхать вообще. Представить, что я уехал куда-нибудь в отпуск и загораю на пляже, невозможно. Сейчас немного здоровьем стал заниматься, решаю проблемы со спиной, хожу в бассейн, помогает (смеется). Человек, который много курит, но курит только то, что нравится, потому что если этого не будет, то я брошу курить. Человек, который не мыслит себя без профессии, потому что ничем другим заниматься не то, что не умеет, просто не хочет, потому что мне неинтересно. Человек, который сколько угодно может говорить, но испытывает провинциальную ущербность, потому что, к сожалению, очень многого не успел сделать в своем тинейджерском прошлом, потому что просто не было возможности и потому что жил в другом государстве, где не могло быть этих возможностей. Человек, который мало спит. В период работы где-то 4-5 часов. Я сплю только тогда, когда организм требует, потому что очень жалко время тратить. – Как же Вы отдыхаете? – Иногда для меня отдых – это на 15 минут расслабиться, вздремнуть, иногда выпить чашку кофе, иногда просто посидеть с самим собой, иногда… Вот мы сейчас разговариваем, и это для меня отдых. Иногда это удачно сделанная работа. Или сесть в машину и поехать, в основном это в Америке происходит. Я туда езжу, потому что там живут люди, которых мне хочется видеть, мои друзья. Ты садишься в машину и не думаешь больше ни о чем, думаешь только о том, как ты едешь, что вокруг тебя. Это недорого, очень комфортно. Читаю все время, но представить меня сидящего и читающего – бессмысленно. Я читаю в транспорте или приезжаю на работу на 15 минут раньше, или мне нужно кого-то дождаться, вот и читаю. Последние полтора года мне больше всего нравится серия "Иллюминатор" (Библиотека иностранной литературы), там замечательные авторы в замечательных переводах. – А как развивается Ваша литературная деятельность? – А вот, все в сумке, я вам покажу, и вы сами увидите (Сергей Чонишвили достал из сумки кипу бумаг) – оно вот так вот пишется. Иной раз ночью садишься и перечитываешь. Прежде всего, все пишется в голове. Я никогда не умел писать в пишущую машинку, равно как и не умею писать в компьютер. Мне нужен сам факт картинки: что-то зачеркнуто, что-то стрелочкой перенесено, что-то обведено, что-то несколько раз повторено и т. д. В принципе, я пишу на ходу, но наступает определенный момент, когда ты начинаешь все "чистить", и тогда я могу сесть часа на три, на четыре. Но я не хочу из этого делать профессию. – Когда Вы начали писать! – Начав писать в семь лет, я остановиться не могу до сих пор. Тогда я написал маленький рассказ про мышь и сыр. Потом пошли сказки, даже сценарии. Мне очень нравилось писать кр. пл. и пнр., ср. пл. (крупный план, панорама, средний план). Если говорить о литературе, то серьезно писать я начал в 1990 году. В 2000 г. в издательстве "Рутена" при помощи Михаила Гончарова у меня вышла книга, в которую вошли повесть, три рассказа и стихи. Называется "Незначительные изменения". А сейчас (не могу сказать, что успешно: то нагоняю, то опаздываю) надеюсь в декабре закончить "Человек-поезд", который называю претензией на роман. – Что является Вашим хобби? – Я не могу сказать, что у меня есть какое-то хобби. Да, я люблю джаз, у меня огромное количество джазовых дисков, но это не значит, что при каждой свободной минуте я начинаю все это слушать. Мне это помогает, но не забирает все мое время. Если говорить о хобби, то это, скорее всего, литература. – Какую кухню Вы предпочитаете? – Люблю японскую, грузинскую, узбекскую, корейскую, испанскую, итальянскую. – По-моему легче было бы спросить какую не любите… – Не хочу обижать никакую кухню, но, ...
Татьяна: ... наверное, английскую. – Вы нигде не упомянули русскую кухню… – Русская кухня существует для меня каждый день. Я люблю пельмени, если их можно назвать русской кухней. Когда мне говорят, что русская кухня – это черная икра с блинами, это бред, это не русская кухня, это… (смеется), наверное, международная кухня. А потом те же пельмени существуют в итальянской кухне – это "равиоли". Будем называть так, что сибирские пельмени это сибирские "равиоли". – А сами умеете готовить? – Да. – Какое у Ваc фирменное блюдо? – Фирменного нет, я готовлю мясо, рыбу, ну и все, что можно. Другое дело, что для себя я никогда ничего не готовлю. Я всегда готовлю для кого-то. А сам могу взять "Доширак", влить пару яиц, настругать сыра, накидать специи, все это закрыть, или бутерброд, или сварить быстрого приготовления макароны, какие-нибудь трехминутки, но это при условии, что нужно подкрепиться. А если нужно быть гурманом, то буду великим гурманом. – А напитки какие любите? – Есть свои пристрастия. Я сейчас пью вино. Обычай такой: с сентября по апрель пьется красное, а с мая по август – белое. Вообще, если говорить о напитках, то люблю хорошее пиво. Люблю "бурбон". Водку не любил никогда, если честно, я могу ее пить, но даже когда не было никаких других напитков кроме водки, пил спирт. Если говорить об алкоголе, то могу сказать честно, что никогда не понимал алкоголь как систему подсаживания на это дело. Должен получать удовольствие от питья. К счастью, у меня не было такого этапа в жизни, мне повезло. – Как Вы перемещаетесь по Москве? – Ногами. – Вы женаты? – Был. Сейчас нахожусь в стадии… "не один". – Какой тип женщин Вам нравится? – Женщина. Меня привлекают женщины. Бывают женщины, которые излишне пытаются выглядеть женщинами: "Молодой человек, у вас не будет возможности дать мне огня", и ты еще не успел найти зажигалку, а она уже прикурила. Есть женщины, которые забывают, что они женщины: ходят в мужских ботинках, в пиджаках и здороваются за руку. На эту тему я всегда говорю, что женщина – такой же вид человека, как и мужчина, поэтому она имеет право и на работу, и на личную жизнь, и на карьеру, поэтому те женщины, которые не считают себя приложением к чему-то или к кому-то – вот эти женщины меня привлекают. Женщина должна работать, иначе она становится не женщиной, а бомбой замедленного действия, потому что однажды ей ударит в голову: как это я всю жизнь не работала, имея такие возможности. – Что Вы цените в людях? – Я лучше скажу, что меня в них раздражает. Эта формула, и я ее говорил неоднократно и буду говорить всегда: это глупость и непрофессионализм. Профессиональный человек не может быть глупым. Не люблю шовинистов, фанатиков. Можно любить команду "Спартак", но ради этой команды бить морды и черепа болельщикам "Динамо"… я этого не понимаю. То же самое, что рассуждать о том, что самая вкусная на земле пища – это селедка с картошкой и при этом говорить, что вареный омар – это отвратительно. Если человек хоть раз попробовал вареный омар, то я могу прислушаться к его мнению, но если он ни разу не пробовал, а говорит, что это гадость, то мне хочется пожалеть такого человека. – И в заключение такой вопрос: что Вы считаете самым главным в своей жизни? – Вопрос сложный. Не смогу коротко сказать. Я должен работать и развиваться до самого последнего часа своего существования. Если я после своей смерти что-то оставлю, я имею в виду не материальное, а духовное наследие (пафосно звучит, правда?), то, наверное, будет какая-то задача выполнена. Но я не могу сказать, что боюсь или не боюсь смерти - она у меня вызывает некоторое чувство раздражения, обиды, потому что очень много людей уходят на самом пике чего-то важного. А с другой стороны, если бы он прожил еще 30 лет, что было бы с ним? То, что ты чувствуешь, что можешь делать, хорошо делать, кому-то помогать, принося пользу и получая от этого удовольствие – вот это важно. Это не обязательно по отношению к твоим знакомым, это могут быть люди, которых ты не знаешь. Наверное, это главное. //KM.RU (главная) 2001г
Татьяна: Сергей Чонишвили: "Я не люблю слово "звезда" Недавно, заканчивая в Москве монтаж сериала "По ту сторону волков 2", мой друг сценарист и режиссер Сергей Русаков, в прошлом известный алма-атинский журналист, спросил: "Кто, на твой взгляд, смог бы озвучить в картине роль Сталина, которую у меня сыграл непрофессиональный актер-типаж?" Не задумываясь ни на секунду, я тут же назвала: "Чонишвили!" Другие варианты даже не обсуждались: в апрельском показе телеканала "Россия" его голосом заговорит Отец народов... Судьбу Чонишвили с полным основанием можно считать удачливой. 16-летний юноша из Омска с первого захода поступает в "Щуку" — самый престижный театральный вуз столицы, заканчивает его с красным дипломом и сразу же с вводом на роль Никиты в спектакле "Жестокие игры" вливается в труппу "Ленкома". С постановкой "Юнона и Авось" объездил полмира. На других сценических подмостках и съемочных площадках также встречался с интересными и талантливыми людьми, много чего узнал и увидел... Но и назвав его творческий путь банальным словом "тернистый", тоже не покривишь душой: тому есть масса подтверждений. Только Сергей никогда не сидел и не ждал, довольствуясь малым. Из разряда везений в середине 90-х годов случились съемки в первом российском сериале "Петербургские тайны", где молодой актер не затерялся среди ярчайших звезд, блестяще сыграв циничного соблазнителя Вольдемара Шадурского. Порой Чонишвили в шутку называют главным злодеем российского экрана. Но амплуа негодяя слишком условно для актера такого масштаба, о чем неоспоримо свидетельствуют созданные им образы в сериалах "Азазель", "Семейные тайны", "Право на защиту", "Next". С постановщиком последнего Олегом Фоминым Сергея связывает давняя творческая дружба. Именно с ним в конце прошлого года он дважды приезжал в Алма-Ату, гдеиграл свой любимый театральный проект — "Игра в жмурики". После сложнейшего спектакля перед самым отлетом актера в Москву состоялся наш долгий разговор, во время которого неожиданно высветилась еще одна творческая грань собеседника — литературная. Позже, прочтя его книги, я открыла для себя безусловно талантливого поэта и писателя Сергея Чонишвили... Мы — лучшие — Этот спектакль для меня очень знаковый: если бы не "Игра в жмурики", то сейчас артист Чонишвили не сидел бы рядом с вами. Этим спектаклем я сам себе доказал, что что-то понимаю в своей профессии. Мы рассчитывали играть его сезон, а он существует до сих пор — уже 11 лет. Сказать о том, что я наигрался "Жмуриков", — да! В свое время мы давали его в очень большом количестве, побывав во многих городах страны и даже в Париже. Сейчас у меня просто чумовой график, и без поездки в Казахстан я мог спокойно обойтись. Но, во-первых, очень хотел увидеть Алма-Ату 23 года спустя, а во-вторых, я очень люблю этот спектакль, который оставил меня в актерской профессии. Сегодня, и слава богу, на протяжении многих лет моим партнером является Олег Фомин. Я не хочу ничего плохого говорить о предыдущем — Андрее Соколове, но с приходом Олега спектакль только выиграл. Фомин ввелся за 10 дней, в тот момент, когда мы были поставлены в жесткие условия: Соколов не может поехать на гастроли. Весь спектакль мы на площадке вдвоем: я и мой партнер, которому стопроцентно доверяю. Крутясь на 386 градусов, он видит меня, знает, слышит и понимает. В ущерб себе я готов делать ему репризы и не буду тянуть на себя одеяло. Мне нравится с ним работать. В Москве у нас с Олегом не получилось повторить текст: то он был на съемках, то я в разъездах. Мы и на фестиваль к вам прилетели из разных городов. А спектакль не играли 9 месяцев. За полтора часа до начала мы провели первую и последнюю репетицию со светом и звуком: ваши ребята сработали идеально. Идеальной была и публика. И все же у нас была одна маленькая текстовая накладочка, которую даже никто не заметил. Все! Больше нет проблем! И это не только профессионализм — это еще называется "кайф". Потому что в гримерке я сказал Олегу: "Неважно, как оно сложится: мы играем спектакль в свое удовольствие, мы с тобой — лучшие!" Если выходить с ощущением, что может быть "лажа", то ничего похожего, что произошло, не случилось бы. Абсолютно искренне говорю: мы сыграли здесь один из лучших 20 спектаклей, а их уже было больше ста! Это не дежурный комплимент алмаатинцам — просто состоялся тот самый стык двух энергетик: несущейся со сцены и зрительного зала. Джазовый вариант — Да, в спектакле "Псих" (тоже поставленном Андреем Житинкиным, но уже в "Табакерке". — Прим. авт.) было девять джазовых номеров, которые я играл "вживую". Сейчас мою роль исполняет другой актер: он просто бьет по клавишам. Я ему показал, как подложить тряпочку, чтобы не было слышно стука пальцев, но фонограмма звучит моя... Вы любите джаз? Сколько гениев — знаете?.. Значит, так: гениальных джазовых музыкантов вроде бы до фига. На самом деле их только трое: Луи Армстронг, Чарли Паркер и Джон Колтрейн, каждый из которых внес немалую лепту в развитие джаза, выведя из легкой на уровень очень сложной концертной музыки. Вообще, джаз — это не только музыкальное направление, но и состояние души. Люди делятся на "джазовых" и "неджазовых". Актер должен быть "джазовым" вариантом... Нет, никаких планов поступать в консерваторию не было. Я заканчивал музыкальную школу по одной простой причине: у меня в Омске была очень хорошая педагог в первых двух классах. Потом началась проблема — скучно. Но уже вперед за обучение были заплачены деньги, и жалко стало их терять. А я знал, сколько зарабатывают родители, и вообще, что "работаю" с 6 лет, — тоже знал. Была хорошая интеллигентная семья, которая, скажем так, жила на уровне самого низкого варианта среднего. Поэтому можно было потянуть еще 6 лет, не обижая родителей... Первые шаги дитя социализма — Я езжу по стране с 1966 года: Сережа Чонишвили не знал, когда он пришел в театр — он просто родился в театре. Когда Пермский театр был на гастролях в Омске, а Сережа Чонишвили жил один, окончив восьмой класс, он ходил на все его спектакли. Когда приехал БДТ, он ходил на все спектакли. Попав в Москву, 15 вечеров проводил в театре... Свою первую роль, будучи школьником, я сыграл в 1978 году в спектакле "Беседы при ясной луне" Омского театра, гастролировавшего тогда в Одессе. Но мысль о театральном возникла еще в 5-м классе. Правда, сначала я хотел стать океанологом: моим кумиром был Жак-Ив Кусто, а потом все же решил пойти в артисты. И понял, в чем заключалась эта фишка: в условиях социализма профессия актера — самая свободная. За одну жизнь человек мог прожить много разных судеб. Мне это нравилось, было интересно заниматься психологией людей. Да, я — дитя недоразвитого социализма, человек, который знает, что все сегодняшние бредовые рыдания по поводу дешевой колбасы и конфет "Мишка на Севере" — это полная ерунда. С 7-го класса я ненавидел строй, в котором жил. Я никак не мог понять кретинской фразы коммунизма, к которому мы шли и который был обещан Хрущевым в 1980 году: "От каждого — по способности, каждому — по труду", а еще — "Как кухарка может управлять государством?". Я считал идиотизмом, когда мне в голову вдалбливали, что рационализаторские предложения на заводе — это яркое достижение социализма, а в капиталистическом обществе ничего подобного нет и рабочих у них "зажимают". Но я смотрел по телевизору "Международную панораму" и не мог взять в толк: почему там последний чмошный безработный одет лучше, чем мои родители — артисты со званием. И почему в Иркутске в течение 20 лет нет сыра. И почему те же конфеты "Мишка на Севере", о которых сейчас так много говорят наши политики дерьмовой направленности, я попробовал только в 17 лет! Мы жили в довольно голодном городе. Я знаю, что такое нет денег, но только по своим позициям. Признаюсь: два года мои знакомые и друзья играли в игру — "Сережа пришел в гости. А не поужинать ли нам?.." И это тогда, когда я работал в "Ленкоме" — лучшем театре страны! Работал бесперспективно, работал в массовке — действенной массовке: у меня было 28(!) спектаклей в месяц. Я не снимался в кино, ничего другого не делал. И полтора года, которые я прожил, были чудовищными: возможности куда-то вырваться не было, купить квартиру — тоже: я жил в 9 метрах общежития, а получить прописку, женившись на москвичке, также не мог, потому что привык сам всего добиваться. Правда, к тому времени я уже отдал долг государству, отслужив в армии. Но меня и с главной роли сняли, из-за которой я отказался сниматься в кино, хотя был по уши в долгах. Позже подобная ситуация повторилась, когда за 5 дней до премьеры меня опять же сняли с роли. К счастью, через полтора года — 10 января 1993 года — в антрепризе вне стен родного театра я сыграл Феликса в спектакле "Игра в жмурики". Из кордебалета — в солисты — Конечно же, после института я мог уехать в Омск, никогда не пойти в армию, играть главные роли, получить квартиру и быть в полном порядке. Но Чонишвили делал свою биографию. Театр "Ленком" на сегодняшний день — это мое место работы, где трудятся потрясающие люди. У меня, не побоюсь этой фразы, идеальные отношения с режиссером Захаровым, хотя был период очень серьезных конфликтов, я не знаю, почему они возникали, но это — отдельная тема. Сейчас похвастаюсь. Говорю безапелляционно — вы первая, кто это слышит: с артистом Чонишвили в "Ленкоме" произошло нечто уникальное! Не получив поддержки от театра с уходом в армию, он потерял много вариаций куда-то вылезти и поэтому стал артистом кордебалета. А то, что осенью 1998 года Чонишвили выскочил из кордебалета в странные, но все-таки играющие люди, то есть в группу солистов (подчеркиваю: группу солистов) — это исключительная ситуация. Нет! Не весь театр "Ленком" состоит из группы солистов. Могу назвать актеров, чьи фамилии никто не знает. Это те люди, которые пашут, получая очень скромные деньги. Это те люди, которых долбают, у которых нет возможности сниматься в кино и заниматься еще чем-либо. Это те люди, которые "держат" театр. И я был среди них. В свое время я отказывался от съемок только потому, что делал ставку на театр. Это жестокая организация, которая тебя может либо превратить в полное дерьмо, либо научить соображать, либо научить уходить, либо научить работать и сочетаться в любом состоянии. И, находясь за пределами родного театра, ты делаешь себе биографию. Я живу той, которую сделал в течение пяти лет: с 93-го по 98-й годы. Как я пахал — этого не знает никто. Сколько я денег потерял — этого не знает никто. Сколько я работ потерял — этого тоже не знает никто! 10 января 1999 года, что, кстати, весьма символично: ровно 6 лет назад состоялся первый презентационный спектакль "Жмуриков", — было лишь подтверждение в моем театре уже достигнутого "на стороне": я сыграл Ноздрева в "Мистификации (Сергей умолчал, что именно за эту роль он удостоен приза московской театральной критики и премии "Чайка". — Прим. авт.). На "меня" никогда не будет поставлено спектакля в этом театре. Это мой потолок в "Ленкоме", где я работаю 18-й сезон. За это время ребенок уже может окончить школу и поступить в институт, если бы я его сразу родил. Я никогда ничего не просил у этого театра, и у меня нет к нему никаких претензий. Семь лет, потерянных в жизни, — это не претензия к "Ленкому", это мой собственный идиотизм. Я не умею быть подонком и "кидать" людей... Да, наверное, Захаров что-то видит, что-то слышит обо мне. Мало того, он трижды был приглашен на "Жмуриков", но почему-то так и не пришел... Сказать о моем положении в "Ленкоме"? Тоже очень честно. Но про это уже было написано — в первом номере питерского журнала "Олимп", который переслали Марку Анатольевичу. Там было огромное мое интервью со страшными фразами, которые вообще могли меня выкинуть из театра. Смысл заключался в следующем: я абсолютно трезво осознаю, что являюсь неким нехило сохранившимся венским стулом, который живет в интерьере hi-tech. Периодически туда приходит какой-то народ, и этот стул нужно подставить под зад кому-нибудь из входящих. Выкинуть его жалко: он еще в приличном состоянии. Тем не менее поставить его в интерьер — тупо, потому что тогда он разрушает систему hi-tech: ну не вписывается он туда! Но когда кто-то просит: "Дай мне стул", говорят: "Нет, это наш". Более того, никто из людей, держащих этот дом, не знает (может, только подозревает), что этот стул используется на венском балу или, допустим, на ежегодных фестивалях Штрауса. Такой вот, грубо говоря, бред. Но понятно — о чем я?.. "Ленком" — это мой дом, и я его не предам до тех пор, пока он не поставит в неприемлемые для меня условия. Псевдоним? — Никогда! — Конечно, маме приятно за какие-то мои успехи — у нас ведь с ней еще и коллегиальная дружба. Получив "заслуженного артиста", я позвонил ей домой: "Твой сын теперь тоже при звании". Она до сих пор живет в Омске, играя на сцене. И папа был очень известным человеком в Омском театре (в 1970 году там работал актер Лермонтовского драмтеатра Алма-Аты Михаил Токарев, утверждающий, что Ножери Чонишвили был гениален в роли Сирано де Бержерака. — Прим. авт.). Я ответственен за своих родителей, которые не смогли когда-то уехать в Москву. Более того, мама должна была с большой вероятностью играть в фильме "Война и мир" Наташу Ростову, но театр ее не отпустил. И у меня могла быть другая биография... Есть ли во мне грузинские корни? Больше всего, если говорить по "кровям", получается так: поляки, русские, грузины, немцы, чехи, французы, шведы — это то, что я знаю. Псевдоним? Нет! Никогда! Принципиально. Моя фамилия — Чонишвили. Этой фамилией назван Дом актера, построенный папой в Омске. Во втором киноэшелоне — Крестным отцом в кино, в общем, можно считать Карена Шахназарова. В 1986 году я пробовался у него в фильме "Курьер" на главную роль, но режиссер сказал: "Все было хорошо, но у тебя старый циничный глаз". Говорю: "Спасибо большое". Он: "А эпизод сыграешь?" — "Легко"... Поэтому и появился в сцене у МГУ. До этого отказался сниматься у Натансона в картине "Наследство", потом — у него же в ленте "Валентин и Валентина", где вместо меня сыграл Коля Стоцкий. Мне нужно было получить профессию, мне нужно было получить театр. А дальше в кино была роль у Саши Басова (сын режиссера Владимира Басова и актрисы Валентины Титовой. — Прим. авт.) в тридцатиминутке "Псих и мелочевка", которая в 1991 году получила приз Фолькера Шлендорфа в Германии. Потом мы сняли с ним двадцатиминутку "Мой бедный Пьеро". Саша — гений кинематографа, пишет хорошую литературу и сам снимает. Он сочетает в себе шестидесятничество отца и полное понимание сегодняшнего времени. Саша Басов — бездарно потерянный для кино колоссальный режиссер, который, к сожалению, уже не тот, что был в 1991 году: он — другой. Мережко в своей программе "Мое кино" однажды спросил Сашу: "А скажите, пожалуйста, почему вы снимаете короткометражные фильмы? Что это за любовь такая к малым формам?" На что Басов ответил: "Виктор Иванович, понимаете, в чем дело — денег просто больше не дают..." Да, я осознаю, что это все фильмы, которые публика мало видит. Я вообще человек, работающий "мимо", во втором эшелоне. Ну что "нет-то"? Серьезно — это не личное пристрастие, это трезвое ощущение своего положения... Мне плевать на амплуа. Дело не в этом. Очень хочется попасть в состояние, когда материал соответствует твоему собственному восприятию мира. Вот это очень важно. Сейчас благодаря новым работам стереотип постепенно меняется. Я снялся в детективной картине Леши Козлова "Демон полдня". Скоро должна выйти лента "Я тебя люблю" Вячеслава Криштофовича. Работал и в картине Макса Пежемского "Как бы не так"... У кого хотел бы сняться? У Пола Томаса Андерсона, который поставил "Магнолию" и "Ночи в стиле "буги". Это для меня идеальный режиссер, и потом, он достаточно молодой человек. Почему нереально? Я же недавно снялся в американской картине: она — на английском. Ну и что? Можно играть на любом языке, хоть на китайском. Ни "нет", а я утверждаю это. Мне мой товарищ из Японии сказал: "Хорошо, а вот, допустим, на японском сможешь?.." — "Да легко. Ты дай мне любое стихотворение — четыре строчки, только дословно объясни и скажи, с каким акцентом надо мне произнести: с токийским, киотским, хоккайдайским". Мы с ним проговариваем каждое слово, и через 15 минут я наизусть выдаю ему это стихотворение. Его косые глаза становятся круглыми! Он удивляется: "Как ты это сделал?" — "Да никак. Мне это на хрен не надо: я забуду все через 20 минут. Просто объясняю тебе, что существует включение при ушах"... Английским я владею, но не в той степени, чтобы чувствовать себя спокойно. Я, конечно, не сумею вести переговоры на английском так, как делаю это на русском. Пока. Но если жизнь поставит меня в соответствующие обстоятельства, я и это осилю. И вообще, мне кажется, если артист попадает в ситуацию того, что он после сорока становится очень интересен, — это клево! По-моему, у него гораздо больше шансов продержаться на экране пару десятилетий. Потому что человек, который интересен в 21, обычно к 30 "заканчивается". Кого люблю и помню — Репертуар какой западной кинозвезды примерил бы на себя? Это люди, которых я боготворю. Это Кевин Спейси, у которого есть потрясающая роль продюсера в картине "Плавая с акулами". Это Аль Пачино. Это несколько картин Депардье, в частности, все, что связано с Аленом Рене. Это Фернандо Рэй в варианте с Бунюэлем. Это четыре картины Джека Николсона: "Сияние", "Идентификация женщины", "Граница" и "Пролетая над гнездом кукушки". Я с удовольствием сыграл бы и то, что играл Питер Селлерс, особенно в "Садовнике" ("Будучи там"). И это ситуация дикой зависти к тому, что делал Джин Хэкмен, потому что он начал сниматься очень поздно, но играет до сих пор. Мне нравятся такие люди. А из наших — это Олег Борисов, от которого я схожу с ума: он абсолютно идентичен моей психофизике. Причем Борисов — больший кумир, чем Даль. Почему Даль? Потому что это трагическая личность, человек чудовищной биографии. Несмотря на колоссальный потенциал, он ничего не сыграл из того, что мог бы сделать в этом долбаном советском кинематографе, за исключением ленты "Отпуск в сентябре" по вампиловской "Утиной охоте". У Борисова, слава богу, были варианты: он великолепен в роли Гарина. История — сука, она меняет ситуации, расставляя их как хочет: гения всегда можно опустить в один прекрасный момент. Я уже однажды пережил гениального человека по фамилии Бондарчук, которого сровняли с дерьмом и который сейчас опять в почете. Это правильно. То, что сделал Сергей Федорович как актер — это даже не обсуждается. Но и как режиссер, он снял классные картины. Никакой "Спасти рядового Райана" и в подметки не годится фильму "Они сражались за Родину". Приятно, что есть даже молодые люди, которые это понимают... Из актрис я очень давно люблю Настю Вертинскую. Был период, когда она начала переходить из одной возрастной категории в другую. В 1987 году я видел ее на похоронах Миронова: стоял в почетном карауле, не дыша смотрел на нее и думал: "Надо же, елки-палки, вот она — настоящая Женщина! Ну нет у нас такой второй..." Скажу еще про одну — это тоже очень важно для меня. В нашем театре и кинематографе была абсолютная Женщина, которую я обожал, обожаю и буду обожать. Она очень рано ушла от нас. Свою работу в "Демоне полдня" я посвящаю ей — великой русской артистке Ире Метлицкой. Она шикарна в "Черной вуали"! Смотришь — и тебе интересно: почему на протяжении всей картины актриса играет так ровно, и только в финале понимаешь это. А то, что Ира сделала в "Куколке", — просто большой привет Виму Вендерсу. В Ире было удивительное сочетание: при всей, казалось бы, холодности, какой-то отстраненности от всего — внутри такая жизнь кипела! За этим безумно интересно наблюдать. Вот так же все время я готов смотреть на Вову Ильина! В каком бы фильме он ни снимался, мне любопытно все: как актер поворачивает рукой, трет башкой, чихает, вдруг почему-то неожиданно поворачивается. Ильин — артист абсолютной органики, абсолютной. Вот запусти рядом с ним кошку — она будет не органичной, а Вова — органичен... Основной "товар" незвездного актера — Несколько лет назад, когда меня пригласили в программу Мережко "Мое кино", ассистентка позвонила накануне съемки и удивленно спросила: "А что, у вас нет в интернете собственного сайта?" — "Нет". — "А какой-то домашний архив имеется?" — "Я не собираю целенаправленно фильмы с моим участием"... У меня до сих пор нет кассеты с "Азазелью": во-первых, ставить некуда, это ведь лишнее загромождение, а во-вторых, ну что я буду снова и снова пересматривать? Мне некогда этим заниматься... О какой звездной болезни вы говорите? Я вас умоляю! Я не люблю слово "звезда" и не отношу себя к звездам. В последнее время и на сегодняшний день просто считаю себя человеком востребованным: уже не я ищу работу, а работа ищет меня. Помимо театра, синематографа и какой-то писанины мой самый основной товар — это голос: ежедневно делаю от 2 до 7 озвучек. Я продаю закадровый голос в рекламу, на канал СТС, периодически в документальные картины, программы "Большие родители" и "Совершенно секретно". А самая главная история, существующая на эту тему, — так называемая серия документальных лент под названием "Исторический детектив", которую я пишу с Дмитрием Деминым, совершенно гениальным документалистом. Картины проданы во многие страны, мы даже были направлены на премию "Эмми" и там искали американца, звучащего "под Чонишвили". Приходилось заниматься и дубляжом, но, чтобы жить им, надо завязывать со всем остальным. Я предпочитаю не становиться вчистую "голосом", а все же оставаться в актерской профессии, которую люблю, которой поклоняюсь. Но сегодня я точно знаю, что выживу при любых обстоятельствах, даже если меня лишат всей работы. Я согласен работать сам с собой, я сам себе интересен. Не будет работы — поставлю моноспектакль, не будет театра — значит, я буду писать: не голосом, а рукой по бумажке или диктовать... Вообще, писаниной занимаюсь с 7 лет. У меня порядка 9 рукописных книжек, в школе два года выпускал "Нелитературную газетку". Потом надолго заткнулся. И в 2000 году в издательстве "Рутена" вышла моя первая книга "Незначительные изменения", а в 2003 году "Центрполиграф" издал вторую: "Человек-поезд" — это роман и поэтическая тетрадка. Там есть эпиграф: "Ромену Гари, с которым я, к сожалению, никогда не встречусь"... Книгу я посвятил гениальному писателю ХХ века. ...Это не талант — это преодоление бездарности и лени. Когда все успеваю? Понятия не имею! Я не сплю ночами, сейчас вот в самолете отключусь. Ничего хорошего в этом нет: не знаю, насколько меня физически хватит. Но просто-напросто считаю, что человек либо должен развиваться, либо он становится трупом. В тот момент, когда я поглажу себя по голове и скажу: "Ах, какой ты молодец! Как ты классно все сделал!" — это будет гроб, и мне нужно будет искать место на кладбище, скорее всего, на Пер-Лашез. Надеюсь, у меня хватит денег на эту затею. Личная территория с правом на одиночество — Всю жизнь я жил на чемоданах и москвичом стал три года назад, наконец-то купив собственную квартиру. Она не супер: небольшая, двухкомнатная, но очень удобная и уютная, в хорошем районе. Правда, еще не доведена до ума: полтора года я занимался ремонтом, но она сейчас функционирует, и меня не раздражает. Думаю, этот вариант не окончательный: квартира хороша для одного, максимум для двоих, троим уже будет тесно. Человек должен иметь свою точку в доме. Практически ко мне не ходят в гости, потому что ночью я гостей не принимаю: ночью я хочу иметь себя. Все остальное время рано ухожу и возвращаюсь бог весть когда. А с людьми люблю встречаться в городе: в каких-нибудь заведениях на пересечении дорог. Это всегда будет всем удобно и ни к чему не обязывает. С личной жизнью у меня все в порядке. Когда же задают конкретные вопросы из этой области, я спрашиваю: "Простите, а какой у вас сегодня вечером был "стул"?" Нет, фишка очень простая: каждый имеет право на одиночество. Есть темы, которые исключительно мои. Я специально подчеркиваю: у меня действительно все хорошо, особенно последние несколько месяцев. Кривотолки?... Я — не пятак, чтобы всем нравиться. Если говорить об ориентации — нормальная. Женат ли я? Нет, разведен, но очень давно. Когда интересуются, сколько детей, отвечаю: "Одиннадцать, а самому старшему — 45 лет, и он окончил Кембридж..." Стирка, уборка — это не проблема. Уже в семь лет научился готовить, и когда со мной живет женщина, я все равно готовлю сам, потому что, как правило, женщины ни черта не умеют это делать. Летом ко мне в гости приезжала мама, так мы с ней готовили поочередно. Отпуск позволяю себе раз в два года: езжу отдыхать в Соединенные Штаты Америки. У меня там друзья, друзья настоящие: этих людей мне просто физиологически необходимо видеть. Когда я туда приезжаю, чувствую, что это "моя" территория, мне там очень хорошо и комфортно. Если честно, я мог дважды остаться в Соединенных Штатах, мог уехать в Прагу, Лондон, перебраться в Данию, в Польшу — в Лодзь, в Киев и Санкт-Петербург... Но остаюсь верным Москве, где меня всегда ждет работа... Штрихи к автопортрету — Я понимаю, что, наверное, со стороны произвожу какое-то странное впечатление и представляюсь абсолютно не тем, кем являюсь на самом деле. Поэтому мне очень важно сказать, что не существует артиста Чонишвили, или писателя Чонишвили, или Чонишвили, звучащего за кадром. Есть человек с фамилией, которую трудно запомнить, которая перевирается, которая не очень адекватна для определенной части населения. Просто это человек, который на сегодняшний день: а) востребован в определенных сферах; б) имеет много работодателей, знающих, как он умеет работать; в) беспафосно относящийся к себе самому и пытающийся находиться в относительной гармонии между тем, что он обязан делать, тем, что делает, чтобы зарабатывать деньги, и тем, что делает бесплатно ради получения одного только удовольствия от сделанного. Я способен работать 24 часа в сутки, наплевав на все. Мне можно позвонить в одиннадцать часов ночи и сказать: "У нас аврал! Не подъедешь ли ты через 45 минут?" Отвечаю: "Я не смогу подъехать через 45 минут, а только через 55". Это значит, что на месте буду через 50 минут. Просто я очень обязательный человек и всегда отвечаю за свои слова. Скажу еще об одном постулате. Сегодня я точно знаю, что хочу работать с людьми профессиональными. Это вовсе не значит, что они очень талантливые или какие-то суперзвезды. Любой необязательной, подверженной какой-нибудь хрени эмоциональной звезде я предпочту менее талантливого, но профессионального человека, которого я возьму в свою команду или приду в его, либо мы найдем другие точки соприкосновения. А преклоняюсь перед профессиональным человеком, кем бы он ни был. Это касается и академика Лихачева — проще говорить об ушедших, не обижая живых, — и актера Евгения Павловича Леонова. И — не шучу — дворника Ахмета, который подметал возле дома Цветаевой. В 1983 году двор этого дома и улицы вокруг были всегда вычищены от снега, а дальше стояли сугробы. Будучи студентом, пожав ему руку, сказал: "Я вас запомню на всю жизнь"... Без какого качества себя не представляю? Без идиотизма. Ну я — идиот. Если я работаю — я работаю как сумасшедший. Если я люблю — я люблю как сумасшедший. Если мне нравится Ромен Гари или, допустим, Тибор Фишер, я должен непременно прочитать все их книги, которые у нас изданы. Чего больше всего хотелось бы в этой жизни? Хочу дожить до 80 лет, как Михаил Танич (Сергей был его оппонентом на передаче "Культурная революция". — Прим. авт.), и остаться в таком же здравом уме. Хочу еще что-то из себя представлять в этом возрасте, а вот после мне будет глубоко начхать... Моя главная эмоция сегодня? — Не останавливаться! Текст: Галина Леонова "Известия", Алма-Ата 2004 ии
Татьяна: как стать знаменитым? Говорит Сергей Чонишвили, актер, "голос страны": - Нужно, для начала, определить, в какой области ты хочешь стать знаменитым. Потом нужно понять, насколько тебе нужно быть знаменитым именно в этой области. В- третьих, нужно понять, насколько у тебя есть возможности и способности, чтобы стать знаменитым именно в той области, в которой ты подумал, что ты хочешь стать знаменитым! Эк завернул! Но, сразу скажу, область для своей звездной карьеры лучше выбирать Московскую, ближе к центру, профессию - публичную, занятость - полную. В общем, будущие звезды и звездочки, по-русски говоря: вышли в поле - надо пахать! Вновь Сергей Чонишвили: - 24 часа заниматься своим любимым делом!
Татьяна: Сергей Чонишвили: Остаюсь в Ленкоме из-за собственного идиотизма Наш герой – человек мозаичный. Лучший закадровый, рекламный телеголос страны. Популярный сериальный актер («Петербургские тайны», «Пятый угол», «Next», «Азазель»). Ведущий исторических циклов на канале «Культура». Старожил Ленкома, дождавшийся наконец своих ролей. Писатель: книги «Незначительные изменения», «Человек-поезд», к концу этого года обещает дописать роман «Антология неприятностей Антона Вернера». В августе творческий многогранник Чонишвили отметил свое сорокалетие. – Сергей, вас можно назвать счастливчиком. Переехав в Москву из Омска в 16 лет, в «Щуку» поступили с первого раза, потом сразу же влились в труппу Ленкома... – Каждого более или менее состоявшегося человека можно по фактажу назвать удачливым. Он ведь чего-то добился. Естественно, в биографиях вряд ли будут писать, что к 20 годам сыр я видел пару раз в жизни и как два года мои друзья подшучивали надо мной: мол, Сережа зашел к нам на огонек, пора ужинать... Хотя в то время я уже работал в Ленкоме. Работал, кстати, в массовке, на сцену как полноценного актера меня вывели, мягко говоря, не сразу. – Вы говорили, что в детстве не вылезали из театра, но за кулисами проводили не так уж много времени. – Ну, я не был фанатом с самого рождения. Мои родители – театральные актеры, иногда мне приходилось ездить с ними на гастроли. Но делал я это с неохотой. Мозги у меня резко повернулись в пятом классе, когда я заявил: «Хочу быть актером!» Вот с той самой поры я из театра и не вылезал. Когда в Омск приезжали такие же, как и наш, провинциальные театры, я ходил на все спектакли. Когда я попал в Москву, каждый вечер опять же проводил в театре. А на сцену впервые вышел в 13 лет в спектакле «Беседы при ясной луне» по Шукшину. Точно помню, что это произошло 13 июня во время гастролей Омского театра в Одессе. – В столице вы живете с 1982 года, но полноправным москвичом стали только четыре года назад… – Ну да, я не один год жил на девяти метрах общежития. А как я мог исправить свои жилищные условия? Был полностью отдан театру, возможность сниматься в кино исключалась изначально. Тут не то чтобы квартиру в Москве купить, даже «однушку» на пару с другом снять было проблематично. Жить на чемоданах – милое дело, которое у меня, правда, затянулось. – В кино вам открыл путь Карен Шахназаров, и он же вам его сильно ограничил. – Ну, можно сказать и так. Где-то в середине 80-х я пробовался у него на главную роль в фильме «Курьер». Не знаю, хорошо ли я справился, но Шахназаров меня не утвердил, потому что, по его словам, у меня «старый циничный глаз». Может, поэтому с тех пор зрители и знают меня в основном по ролям мерзавцев. – Вы не один раз сетовали на свое положение в Ленкоме, но остаетесь ему верны. Что вам мешает перейти в другой театр? – А я всем напрямую говорю: из-за собственного идиотизма! Отлично понимаю, что никогда не встану в один ряд с солистами Ленкома, что мой предел там скорее всего уже достигнут, что я из тех, кого, извиняюсь, трахают, но мало что дают взамен. Но пока я еще более-менее могу там как-то существовать, я никуда не уйду. Вот такой вот бред... – В спектакле «Псих», поставленном Андреем Житинкиным в «Табакерке», вы сами исполняли джазовые номера на фортепиано? – Да, за мной было около десятка «живых» номеров. В принципе джаз – это то музыкальное направление, которое всегда, в любой момент подходит под мое настроение. Видимо, сказалось то, что я «выходец из интеллигентной семьи». Опять же, в порядке бреда: меня приучили и к хорошему чтиву, и к хорошей музыке. – Слышала, вы до сих пор можете ездить в метро. – Могу, конечно, а что в этом такого? Каждый, кто жил в Москве хотя бы больше недели, поймет, почему. Во-первых, это существенно экономит время в час пик, а во-вторых, у нас такие дороги, что мне иногда, ей-богу, страшно садиться за руль. Вообще, у меня очень мало звездных атрибутов. Недавно купленный скромный автомобиль, недавно купленная маленькая «двушка»... На виллу и кабриолет я своим актерством что-то не заработал. – Вы ни разу словом не обмолвились о личной жизни. Считаете, что не стоит пиариться таким образом? – А я вообще считаю, что пиариться не стоит, начнем с этого. Обычно я ограничиваюсь фразой: «Личная жизнь у меня не страдает». Я плохо понимаю, что могут дать зрителю имена женщин, с которыми я спал. Хотя, наверное, когда рядом со мной будет женщина, которая полностью меня устроит, я с гордостью буду рассказывать о ней каждому. – К чему вы сейчас стремитесь после того, как перешагнули сорокалетний рубеж? – Я надеюсь, что проживу как минимум еще столько же. Вообще, думаю, что я еще не полностью раскрылся. Так бывает. Звезды-однодневки вмиг получают все, но через пару лет о них либо не вспомнят вообще, либо просто улыбнутся: мол, да, был, кажись, такой. А я иду ко всему медленно, но верно. Стать с годами более интересным хотя бы в творческом плане есть все шансы. Автор: Нагибина Мария Собеседник
Татьяна: Обычно я ограничиваюсь фразой: «Личная жизнь у меня не страдает». Я плохо понимаю, что могут дать зрителю имена женщин, с которыми я спал. Хотя, наверное, когда рядом со мной будет женщина, которая полностью меня устроит, я с гордостью буду рассказывать о ней каждому. Браво!!!
Натали_из_Лондона: и опять понимаю тебя... и почему так немногим нашим актерам дано понимание этого???
brocard: А мне думается, что у Олега Даля отличная работа не только в "Отпуске", но и в фильмах "Плохой хороший человек" и "В четверг и больше никогда". Вернее, у него все работы в кино мастерски сделаны. Но, думаю, что в кино ему было интересно сниматься и в этих фильмах. И у Козинцева в "Лире" тоже здорово! А "Принц Флоризель"? Другое дело, что тот же "Отпуск" сам Даль, кажется, так и не увидел, ведь фильм положили на полку и широкая публика его посмотрела уже после смерти Даля.
brocard: Пардон, что снова лезу со своими высказываниями, но Сергей говорит о преклонении перед Гретой Гарбо, что вовремя ушла. Но не надо забывать, что много замечательных артистов стали известны и начали играть СВОИ роли (наконец-то!), когда были уже явно не первой молодости: Раневская, то же Смоктуновский, Андрей Краско. Понятно, что актеру с героической внешностью тяжело расставаться с мечтой о какой-либо роли, типа Печорина. Но много же еще несыгранного и никогда нельзя останавливаться - никто не знает, что ждет впереди. У Сергея, кстати, в последнее время много отличных работ в кино, интересных, запоминающихся. Театр, другое дело, в таком, как Ленком, думаю, пробиться довольно сложно - какое там собралось огромное количество замечательных актеров, конкуренция действительно большая! Жаль, мне не довелось видеть работы Сергея в театре. Думаю, что и там он на высоте. Приятный артист и книга интересная. Желаю ему удачи и успехов!
полная версия страницы